Ожоги

Он не понял меня, и я потащилась к пожарнику, орудующему тяжелым шлангом, повисла у него на руке и висела до тех пор, пока он не повернулся в раздражении. И тогда, задыхаясь и жестикулируя, я начала говорить и говорила до тех пор, пока кто-то не понял меня, и небольшая группа пожарных ринулась в клубы густого дыма.

Глава 26 ЧТО ТАМ ДОКТОР ПРОПИСАЛ?

— В чем дело? Ты почему одеваешься? — резко, почти враждебно спросила Лотти Хершель.

— Я ухожу, — сказала я. — Еду домой. Ты знаешь, я ненавижу больницы.

Должна сказать, это небольшое удовольствие — одеваться с повязками на обеих руках.

— Надо было сжечь эти тряпки, — холодно произнесла Лотти. — Воняют ужасно. Я, кажется, сейчас задохнусь.

— По-видимому, это сочетание крови и дыма, — пояснила я, — а может быть, еще и пота. Пока тянула эти веревки, вся изошла потом.

Лотти с отвращением раздувала ноздри.

— Тем более снять все это и сжечь. Ну как доктор Хомерин будет тебя осматривать, если от тебя так несет?

Я еще раньше заметила терпеливо стоявшего за спиной у Лотти худощавого человека средних лет, но решила, что это тоже пациент, жаждущий послушать о моих ногах. И голове тоже.

— Не нужны мне больше никакие чертовы осмотры, — проворчала я. — Я здесь всего сутки, и за это время кто только не осматривал меня.

— Мец Хомерин — невропатолог. Ты получила сильный удар по голове. Я должна убедиться, что этот твой дубовый польский череп не пострадал.

— Со мной все в порядке, — с яростью произнесла я. — У меня нет галлюцинаций, я сама могу завязать себе шнурки, даже с закрытыми глазами, даже в этих вот бейсбольных перчатках. — Я показала на повязки. — Мне здесь больше делать нечего.

Лотти подошла ко мне вплотную. Черные глаза ее метали молнии. Она с трудом сдерживала себя.

— Виктория, если ты сейчас же не разденешься и не ляжешь… Господи, я и сама не знаю, зачем трачу на тебя столько нервов. Это ведь уже третий раз! Третий раз ты являешься ко мне с травмами, которые любого нормального человека могут в гроб вогнать. Ты что, хочешь заработать болезнь Паркинсона или еще что-нибудь похлеще? Меня такая перспектива не устраивает, я не собираюсь возиться с тобой в старости, когда ты станешь полным инвалидом. Короче, или ты немедленно — слышишь, немедленно! — ложиться в постель, или я никогда больше не буду тебя лечить. Ты меня поняла?

Она была в такой ярости, что у меня задрожали колени. Я присела на кровать. Кровь застучала в висках.

— Я что, посылала за тобой? Это клиника Майкла Риза, а не «Бет Изрейэль», откуда нельзя уйти по собственному желанию. Нас с теткой пытались убить прошлой ночью. Ты хоть можешь себе представить, чего мне стоило выбраться оттуда? А ты тут приходишь и начинаешь ворчать, что от меня воняет. Да еще напоминаешь о болезни Паркинсона. Если таковы твои понятия о медицинской помощи, мне такая помощь не нужна.

Доктор Хомерин смущенно откашлялся.

— Мисс Варшавски, я понимаю, вы расстроены. Это последствия сотрясения мозга, ну и всего остального, что вам пришлось пережить. Но раз уж я здесь, позвольте мне осмотреть вас. И конечно, это будет удобнее сделать, если вы снимете свою одежду и наденете больничный халат.

Я кинула на него испепеляющий взгляд и ничего не ответила. Он повернулся к Лотти.

— Доктор Хершель… — проговорил он растерянно.

— Ладно! — бросила она, повернулась и вылетела из палаты.

Доктор Хомерин распустил штору вокруг моей кровати.

— Я подожду там, — проговорил он все так же смущенно. — Позовите меня, когда будете готовы.

Конечно, можно было бы уйти и сейчас, но это уже совсем глупо. В сердцах я скинула кроссовки и пальцами, замотанными марлей, стала расстегивать рубашку. Я не торопилась, более того, постаралась провозиться как можно дольше, прежде чем сердито позвать Хомерина.

Он подошел и сел на стул у кровати.

— Расскажите, что произошло. Как вы получили эту травму?

— Да так… ударили по голове, — небрежно произнесла я.

Но он не принял моего так называемого юмора.

— Вы не догадываетесь, чем вас ударили и кто это мог сделать?

Я покачала головой, отчего перед глазами запрыгали черные круги.

— Нет, наверное, он прятался в комнате, а я в это время смотрела на тетку, думала, что она напилась. — Я нахмурилась. — Но, оказывается, она была без сознания. Да-да, верно. Я поняла, что кто-то ее ударил и, возможно, этот кто-то еще в комнате. Хотела обернуться, и в этот момент меня стукнули сзади.

Он удовлетворенно кивнул. Как профессор после хорошего ответа студента.

— Очень хорошо, что вы все вспомнили. Обычно в подобных случаях память о том, что было непосредственно перед травмой, отключается, — так называемая защитная амнезия.

Я почесала затылок в том месте, где вспухла шишка.

— Но я не могу вспомнить, что было потом! Помню шахту лифта, и подъемник, и веревку. Но никак не могу припомнить, как со мной оказалась Элина. И как мы выбрались. Должно быть, тетку вынесли пожарные, а я выбралась сама.