Мой первый чемпионский титул. За которым последовала первая настоящая вечеринка. Сначала мы праздновали в ресторане «Кортъярд» неподалеку от стадиона. А затем переместились в клуб. Я тогда впервые в жизни попал на дискотеку. Отец разрешил оставаться там только до часу ночи. Когда я не без гордости сообщил товарищам по команде, во сколько меня ждут домой, они подняли меня на смех. «В час ночи все только начинается, – сказали они. – До этого ничего особенно не происходит».
Я чувствовал себя идиотом из-за незнания правил тусовочной жизни. Но на отца мои мольбы о том, чтобы остаться подольше, не подействовали, он оставался тверд как кремень. Он не позволил с собой торговаться. «В час ночи, и точка, – отрезал он. – И если ты не явишься вовремя, то наживешь себе проблем». Я закивал и поехал на вечеринку. Разумеется, я и не подумал вернуться домой в час. Мы веселились, танцевали и выпивали. Совершенно забыв о времени. Когда около двух я взглянул на часы, было ясно, что наутро мне сильно влетит. Но теперь уже все равно, даже если приду домой в шесть, подумал я. И предков не будет волновать, опоздал ли я на час, на три или на четыре часа.
Я не отношу себя к заядлым тусовщикам. И так как все мои друзья детства мечтали стать профессиональными футболистами, мы не искушали друг друга понапрасну. Мы грезили футболом. И проводили почти все время на поле. В свободное время мы поднимали штангу или делали беговые упражнения. Я работал изо всех сил, чтобы заложить базу, которую Эльгерт считал решающей для карьеры. Девушки и вечеринки не могли сбить меня с толку. Что также было отлично известно моему отцу, нагоняй от которого на следующий день оказался не таким уж суровым.
4. Клин между Германией и Турцией
Хоть я и родился в Германии, изначально у меня был лишь турецкий паспорт. Тогда было еще невозможно иметь двойное гражданство. В детстве меня, конечно же, абсолютно не волновало, в чем разница. Да и какой ребенок возьмется всерьез рассматривать свой паспорт и беседовать с родителями на тему национальной принадлежности? Я убежден, что ни один ребенок на свете так не сделает. По понятным причинам. Разве обычный ребенок вникает в иммиграционную политику? Разве он изучает на досуге изменения, коснувшиеся правового статуса гражданина? Я так точно нет!
Но чем старше я становился и все больше укреплялся в мысли, что у меня есть шансы добиться успеха в футболе, в какой-то момент мне пришлось озадачиться этим. Соответственно, вопрос стоял так: кем же мне быть, хотя бы по документам. Немцем или турком? За кого же мне играть, если когда-нибудь придется выбирать? Сборную Германии или Турции?
Это решение было не из тех, что принимаются за несколько минут, как говорится, с бухты-барахты. В конце концов, решалось нечто более важное, чем вопрос, куда пойти с друзьями: в зоопарк или в кино. Или вопрос, за какую команду в Playstation гонять мяч с друзьями – за «Реал Мадрид» или «Барселону». Или какую пиццу заказать у итальянцев – «Маргариту» или гавайскую. Речь шла о решении, имеющем определяющее значение для всей дальнейшей карьеры, заметьте, моей собственной карьеры.
Само собой, я посоветовался с семьей и выслушал самые разнообразные мнения. В одиночку принять такое решение непросто, неважно, шестнадцать ли, семнадцать или уже восемнадцать лет тебе исполнилось при этом. Каждый высказал мне все, что думает по этому поводу, напрямую, за что я особенно благодарен. Ведь часто бывает так, что видение семьей ситуации далеко не объективно. И если сын спрашивает совета матери, когда ему предлагают более хлебную работу в другом конце страны, та почти в любом случае будет искать аргументы, чтобы отговорить от смены работы, чтобы ее сын не уезжал так далеко и так надолго не прощался с ней. Это я совершенно понимаю. И именно поэтому так ценю то, что мои домашние настолько открыто высказали тогда свое мнение.
Моя мать Гюлизар склонялась, скорее, к тому, чтобы я играл за Турцию. «Сам подумай, – говорила она, – это ведь твоя историческая родина. Твои бабушка и дедушка родились в Турции. Мы ведем оттуда свое происхождение. На твоем месте, – добавила она, – я бы сделала свой выбор в пользу Турции». Мой дядя Эрдоган придерживался того же мнения. Он рассказывал мне о Зонгулдаке, какие чувства он всколыхнул бы в нем, окажись он там. Я с вниманием отнесся к его словам, ведь дядя входил в число важных мне людей, к чьим советам я прислушивался. Но я был абсолютно не способен разделить его чувства. До того как мне исполнилось семнадцать, я всего два раза был в Зонгулдаке на летних каникулах. Мне было приятно оказаться там, но я не почувствовал себя как дома. Я не чувствовал себя на месте, когда стоял у моря и дышал полной грудью.
А вот отец возразил моему дяде: «Месут родился в Германии. Здесь он ходил в школу. В немецких клубах он постиг азы футбола. Так что теперь он должен играть за Германию».