Озорники

В течение всего перелета между Рамуком и Мальгриной шли неутихающие споры. Эти выдающиеся клиастяне, составившие вполне благопристойную пару, были, однако, представителями двух враждующих сект — Петрокис и Кальмиус. Рамук (Петрокис) принадлежал к чисто научному клану, а Мальгрина (Кальмиус) была страстной адепткой религиозного направления. Деловые контакты между ними не мешали вести мировоззренческие споры. Рамук держался гипотезы, что жизнь на Цирваль занесена с Клиасты и что картина, которую застали там Мук и Лаюма, была высшей точкой ее расцвета, ее золотой век, так сказать. Но сейчас, пережив кульминацию, планета стала на путь угасания. Если на Клиасте затухание жизни удалось замедлить путем отказа от биологических излишеств, переключения всех функций на режим жесткой экономии, то на Цирвале, согласно этой гипотезе, процессы умирания будут неизбежно ускорены силами самоуничтожения, царящими там. Мощная, яркая, интенсивная жизнь на Цирвале, которую еще застали Мук и Лаюма, иссякнет к тому времени, когда туда прилетят Рамук и Мальгрина. Там, где жизнь враждебна сама себе, добра не жди. Они могут застать планету на одной из ступеней реэволюции. Какая там будет эра? Кайнозойская? Мезозойская? Или, быть может, еще более древняя — Палеозойская с характерной для нее плауновой и папоротникообразной флорой и фауной кораллов и первых насекомых? Рамук опасался, что Цирваль уже вернулся к самым начальным, архейским формам жизни, о которых достоверно ничего не известно. На его взгляд, было бы крупной удачей, если бы они застали там хотя бы гигантских пресмыкающихся Юрского и Триасового периодов Мезозойской эры. Рамук рисовал картины одну мрачней другой. Короче говоря, он был ипохондрик и пессимист. Но чем безрадостней становились его предсказания, тем восторженней были картины, которые рисовала Мальгрина. Вера в чудо, жившая среди членов секты Кальмиус, обрела в Мальгрине свою самую яростную энтузиастку. Она неистово возбуждала себя, мало заботясь об источниках питания, и таяла на глазах. Чем меньше оставалось в аккумуляторах питания, тем фанатичнее блестели ее глаза-индикаторы, тем сильнее пульсировали электромагнитные сигналы, шедшие от нее на экраны Рамука. Только чудовищное неверие, считала она, могло породить зловещие призраки всеобщего одичания, которые виделись Рамуку. Эти картины — от бессилия разума, обреченного на бесплодие и гибель. Спасение, считала она, только в вере, основанной на чувстве. От ее восторженных видений Рамук маялся, как от смертной муки. Его охватывала бессильная тоска, когда он ловил на своих экранах видения Мальгрины: каких-то розовощеких юнцов, резвящихся на вертолетах, аэростаты погоды, распыляющие над полями дожди, детские сады, где за детьми следят безупречно обходительные киберы, учебные залы, где школьники ведут глубокомысленные диспуты с электронными приборами. Картины эти, нагромождаясь одна на другую, превращались в утомительное мельтешение черточек, точек и запятых, в чехарду цифр и знаков. Помятый, выдохшийся Рамук уже не воспринимал информации Мальгрины и только скрежетал узлами. Он отчаянно пытался урезонить свою подругу, посылая ей в ответ точные, взятые из архивных кристаллов картины, пережитые Клиастой (а стало быть, и Цирвалем, повторявшим ее путь) в разные эры своего геологического летосчисления. Он раскручивал пленку в обратном направлении, возвращая Мальгрину к объективной реальности давнего прошлого, когда Цирваль через Кембрийский, Силурийский, Девонский, Каменноугольный, Пермский, Триасовый, Юрский, Меловой, Третичный и Четвертичный периоды от первоначальных примитивов пришел в конечном итоге к разумной жизни, которая, увы, в силу заложенных в ней самоистребительных сил уже начала свой возврат к ранним формам реэволюции.

Впрочем, споры не поглощали всего времени супругов и не принимали антагонистического характера — ими они заполняли свой редкий досуг. Клиарги быстро выдыхались и впадали в длительную спячку — анабиоз. На бесконечном пути к планете Цирваль им надо было экономить энергию, и они надолго превращались в неподвижную студневидную массу, жизнь в которой регулировалась при помощи контрольно-измерительных приборов.

Когда на экранах показалась сверкающая точка Цирваля, Рамук и Мальгрина очнулись и подключили свои установки на прием мощных биологических токов планеты. Совершив на орбитальной станции несколько пробных витков на высоте, точно соответствующей легендам о высадке Мука и Лаюмы, они начали спуск. На этот раз, исходя из трагического опыта предшественников, были созданы системы спуска с тройной герметической гарантией, полностью исключавшей опасность внезапного разэкранирования. Время, прошедшее после экспедиции Мука и Лаюмы, не прошло даром: наука и техника так подготовили новых посланцев, что они могли теперь свободно опуститься на поверхность Цирваля, не подвергая опасности ни себя, ни цирвальцев, свободно перемещаться в ее пространствах, не вступая с ними ни в какие механические контакты.

ГНЕВ ВЕРХОВНОГО ЖРЕЦА