Озорники

Самое невыносимое — он слушал ее с терпением и добротой. Он просто убивал ее своей вежливостью. Он отклонял ветки на уровне ее глаз, словно они угрожали не ему, увечному, а ей, сильной, легкой и точной в движениях. Он подбадривал ее кивками и очень приветливо поглядывал на ее вздернутый носик, тут же соскальзывая на кончик ее косы, болтавшейся у пояса. Говори, дескать, говори, забавляйся, ты умница, а сейчас ты играешь, и неплохо играешь, а вообще-то ты умница и сама это знаешь, и симпатичная умница, и ты мне нравишься, у тебя такая серьезная славная мордашка, но я тебя слушаю, слушаю, очень внимательно слушаю.

Внезапно Рустем схватил её за руку и задержал возле березки.

— Ты ничего не заметила?

Нет, а что? — испугалась Броня.

— Я имею в виду березку. Не правда ли, хороша?

— Березка?! — удивилась Броня, сбитая с толку. Значит, все, что она говорила, он просто пропускал мимо ушей.

— Я не могу объяснить, почему мне нравится эта березка. Просто хочется смотреть на нее, и точка. А вот на эту сырую ложбинку с желтыми камышами смотреть противно. Ты не знаешь почему? Я тоже не знаю. Я просто отворачиваюсь от нее и не смотрю — и в этом ответ…

Броня всплеснула руками. Она ему про Фому, а он ей про Ерему!

— Послушай, Что со мной однажды случилось, — продолжал Рустем, восторженно потирая руки. — Однажды я задремал в лесу и проснулся оттого, что кто-то шевелился в моем кармане. Это был бельчонок. Он нагло влез туда, почуяв кедровые орешки. Я оттопырил карман, и он преспокойно вылез оттуда, зажав в щеках орех. Что ты на это скажешь?

— В огороде бузина, а в Киеве дядька — вот что я скажу!

— Ну да, ну да, конечно, — промямлил Рустем, поднял с земли листок дуба и вдруг, опять воодушевившись, спросил: — Не напоминает ли тебе что-то листок?

— Я вижу — тебе все до лампочки, о чем я говорю…

— Посмотри на его силуэт: не правда ли, он повторяет крону самого дуба? Даже в таких мелочах видно, как природа заботится о сохранении вида. Это печать, знак, иероглиф индивидуальности…

— Чем дальше в лес, тем больше дров! — остановилась Броня.

— Тс-с-с! — прошептал Рустем, поднимая палец.

На ветке бересклета покачивался птенец. Он пошевеливал крылышками, словно бы отряхивался. Потом повел головкой и уставился на палец, закоченев от любопытства.

— Лопух! — рассмеялся Рустем, приглашая рассмеяться и Броню. — Как тебе нравится этот молодой дурачок! Он, оказывается, еще летать не умеет, а тоже еще — не боится…

Рустем увел Броню подальше от куста, птенец, пискнув, слетел с ветки и довольно уверенно, хотя и не быстро полетел на березу. Рустем сиял.

— Между прочим, должен тебе сказать, что почти все живое рождается без страха за свою жизнь. Ты согласна со мной? Я не ручаюсь, конечно, за научность утверждения, но, по-моему, человек — единственное животное, которое испытывает страх перед неизвестным. Что ты скажешь на этот счет?

Броня смотрела на него с легким изумлением. Она уже подыскивала слово, чтобы сбить с него восторженность, но в это время они вышли к реке и оглохли от шума воды. Над валунами, раскиданными на берегу, вскипали и опадали пенные волны. Казалось, камни дышали. Правее уступами тянулась на другой берег реки целая гряда скал, и Рустем повел Броню туда, на ходу стягивая майку.

— Ты что это? — не поняла Броня.

— Я мусульманин и должен сделать омовение в священных водах этой реки…

— С ума сошел! Кто же здесь купается?

Броня здесь не бывала. Прыгая с валуна на валун, Рустем потащил ее куда-то вверх, откуда открылась цепочка каменных впадин, в которых накопилась выплеснутая еще весенними паводками вода, успевшая кое-где зацвести. Здесь Рустем сбросил кеды и вскарабкался на острый выступ гранита, взмахнул руками и прыгнул вниз, сделав в воздухе замысловатый поворот. Броня обогнула, скалу и осторожно всмотрелась. Рустем что-то кричал, но из-за грохота ничего не было слышно. Тело его фосфорически переливалось, руки колыхались, как плавники. Он словно бы летел в воздухе, и только по некоторой дрожащей размытости очертаний можно было догадаться, что он плавает в одной из каменных ванн. Такая это была фантастическая игра света и тени!

— И не стыдно тебе? — сказала Броня, когда Рустем, тяжело дыша, выполз на валун и разлегся у ее ног, как тюлень.

— Что за вопрос — конечно, стыдно! — сказал Рустем. — Только прости, а за что мне должно быть стыдно?

— Ведь и простофиля догадается, что ты часто ходишь сюда, и я уверена, что не один, а тайком с ребятами…

— Ой, как ты права! Ой, как ты права! Если бы ты знала, как ты права! — рассмеялся Рустем. — Только почему же, почему тайком? Можешь к нам присоединиться…

— А мы всё острим! А мы всё смеемся!