Озорники

На счастье, эта детская обида, короткая, как вздох, опалившая ее, тут же погасла. Опустошив себя безумной тирадой, Рустем вдруг увял, глаза погасли в муке стыда. Весь обмякший, он повернулся и побрел вперед, жалко ссутулясь и проваливаясь, — увечный мальчик, больной, несчастный. Обида, не чувствуя сопротивления, выдохлась. И только тогда Броню осенило: в то время как она безмятежно спала у него на руке всю эту странную ночь, из нее, из этой ночи, шли безумные, непонятные слова о каком-то мире, космосе, будущем, и что между Рустемом и ребятами существует тайная связь, о которой она, Броня, не ведала, потому что отгородила себя стеной, а он жил в одном с ними мире, и ей он, этот мир, был непонятен и чужд.

Внезапное раскаяние пронзило ее. Спотыкаясь, Броня побежала за ним, обессиленная боязнью встретить ненависть.

— Рустем! — жалобно, со всхлипом позвала она и остановилась. — Рустем!..

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ УЗНАВАТЬ ЧЕЛОВЕКА

Глава 1 ВАЖНЫЕ ДЕЛА

ТУНГУССКИЙ МЕТЕОРИТ

Недалеко от лагеря их встретила Лариса Ивановна. В руках у нее был большой букет полевых цветов, блестевший от воды.

— Доброе утро, молодые люди! — сказала она, оглядев Рустема и Броню припухшими великодушно-понимающими глазами. — Прямо-таки безумство с вашей стороны ходить в мокрый лес без плащей и сапог!

Она была в болонье и тугих резиновых сапожках, тяжело дышала, вся еще розовая от напряжения. Все знали о ее слабости — по утрам делать зарядку на лесной лужайке за лагерем, собирая цветы. Наклон — ромашка, наклон — лютик, наклон — колокольчик, и так далее. Таким образом ей удавалось сохранить фигуру. Так ей казалось.

Броня уже успела прийти в себя. От жалкой растерянности, вызванной объяснением с Рустемом, не осталось и следа. Она вздернула голову с видом бойцового петушка. Она не любила Ларису Ивановну и не скрывала этого. Губы ее насмешливо дрогнули.

— Какой же вы собрали сегодня урожай?

— Сорок три цветка — не так уж мало, учитывая мою комплекцию, — усмехнулась Лариса Ивановна, бросив иронический взгляд на растрепанную косу Брони. — Наверно, в лесу после дождя много грибов? Почему же я не вижу ваших корзинок?

— Мы не искали грибов, — сухо сказала Броня.

— Что же вы искали, если не секрет?

— Вы угадали — это секрет, — сказала Броня и пошла, не оглядываясь. А Рустем топтался на месте, конфузливо улыбаясь. Вид у него был совершенно потерянный и жалкий.

— Ах, молодежь, молодежь! — вздохнула Лариса Ивановна, ласково оглядывая Рустема, и неясно, чего было больше в ее словах — зависти к молодости или осуждения за столь неурочную вылазку в лес. — Что же вы стали? Или вы хотите помочь мне собирать букет? Идите догоняйте свою барышню. И потом, не забудьте, что надо уже будить ребят…

О ночевке в лесу никто разговора не поднимал, и за делами дня Рустему и Броне стало даже казаться, что это было не с ними, а с кем-то другим. Ни словом, ни взглядом они не вспоминали ни о ночи в лесу, ни о диком объяснении, хотя им не раз, обсуждая отрядные дела, приходилось вступать в разговоры. Казалось, все пройдет без последствий, но на следующее утро Лариса Ивановна перехватила Рустема возле столовой.

— Я вас очень прошу после завтрака зайти ко мне, — шепнула она. — По важным делам…

Рустем стоял с минуту, ничего не видя перед собой. Вот оно, начинается! Когда волнение унялось, Ларисы Ивановны уже не было. В воздухе еще держался аромат духов и словно бы еще плавала ее многозначительная улыбка. Этой сплетнице неймется, подумал он, внезапно вскипая и стискивая панку с планами. От нее не отвертеться. Что ж, лучше сразу объясниться, чем тянуть резину, решил он и так же внезапно успокоился.

Для разговора по важным делам Лариса Ивановна непостижимо быстро успела переодеться в цветастое узбекское платье. Комната была в полумраке от зашторенных окон. Как ни странно, при новой хозяйке Рустем здесь еще не бывал. На стенах висели фотографии одной и той же брюнетки в разных костюмах: в летней разлетайке, в брюках, в шубке, в плаще, в блузке с большими отворотами, в коротком пиджачке с разрезом, в шортиках и с теннисной ракеткой через плечо. Это была Лариса Ивановна в разных видах — память о ее службе в Доме моделей. На столе красовался свежий нолевой букет, еще не просохший от росы, — результат утренней гимнастики. Рустем гулко прокашлялся, но она приложила палец к губам, подошла на цыпочках к смежной комнате и заглянула за портьеру.

— Спит. Вчера ночью почти не спал. Проснулся: «Мамочка, пушки стреляют. Это война, мамочка?» Пришлось взять его к себе. А Яков Антонович, представьте, не проснулся. Вот что значит фронтовая привычка — спать под пушечный гром. Что вы стоите, проходите.