— Ты замерзла. — Хриплость собственного голоса удивила его. Он откашлялся и попробовал снова. — Давай я отведу тебя в постель.
— Ммммм. — Мягкого тембра ее голоса было достаточно, чтобы согреть его даже в самую холодную зиму. — Похоже, это хорошая идея. — Мечтательное выражение исчезло с ее лица, и она устремила на него серьезный взгляд. — Я не настолько замерзла. Но ты еще не совсем исцелился. Сначала мы должны позаботиться о тебе.
Он не заслужил ее самоотверженности. Ее доброты и заботы. Его раны казались несущественными после их страсти. Все, чего хотел Эван — затащить ее в постель и прижать к своему обнаженному телу.
— Я в полном порядке. — Он отмахнулся от ее беспокойства. Его кожа могла бы свисать с костей, и он бы ничего не заметил в присутствии красоты Саши.
— Ты не в порядке.
— Буду. Твоя кровь помогла мне. — Он все еще не мог в это поверить. Его мозг продолжал гудеть от вспышки. Недвусмысленный кайф. Он был полон энергии, оживлен, и глубокая боль, пронзившая его нервные окончания, притупилась. — А сейчас позволь мне позаботиться о тебе.
Саша размотала полотенце с тела. Она накинула его на голову Эвана и осторожно высушила его волосы.
— Я не единственная, кто замерз и промок до нитки.
Он позволил ей вытереть себя полотенцем с головы до ног. Никто никогда так не заботился о нем, и он чувствовал себя неловко. По правде говоря, он не знал, как реагировать на доброту.
— Тебе вовсе не обязательно это делать.
— Знаю. — Голос Саши был тихим, почти шепотом. — Я так хочу.
Эван подхватил Сашу на руки. Этот простой, тихий момент между ними грозил опустить его на дно. Ему нужно было действовать, сделать что-то, чтобы разрушить чары, прежде чем он потеряет себя еще больше. Он прошел в спальню и откинул одеяло, прежде чем положить ее на матрас и скользнуть рядом с ней. До восхода солнца оставалось еще несколько часов, но ему нужны были эти спокойные минуты с ней, прежде чем солнце придет и украдет ее у него.
— Поговори со мной. — Саша прижалась всем телом к Эвану, прижавшись спиной к его груди. Он обнял ее и прижал к себе, коснувшись губами ее уха.
— О чем?
— О чем угодно. — Ее голос стал сонным, и Эвану захотелось сделать что-нибудь, чтобы она не заснула. Он не был готов к тому, что она погрузится в этот смертельный сон, вызванный гребаным восходом солнца. — Мне нравится звук твоего голоса.
Его желудок сжался, а грудь раздулась от комплимента. Он хотел доставить ей удовольствие. Что угодно, чтобы сделать ее счастливой.
— Я никогда не встречал вампиров до… войны. — Берсерки никогда не называли свою попытку истребления вампиров войной. Грегор называл это «очищением». Они избавляли мир от чего-то мерзкого и чумного. Но он не хотел, чтобы Саша узнала об этом уродстве. И поэтому он называл ее так же, как и она — «войной», хотя это был не более чем геноцид, вызванный предрассудками. — Мы держались поближе к высокогорью, особняком. Только после того, как Грегор начал общаться с повелителем вампиров и отправился через море в Ирландию, мы обнаружили неприятности, которых пытались избежать.
Он не знал, почему выбрал именно эту историю из всех остальных, которые мог бы рассказать. Возможно, он пытался оправдаться перед ней. О тех жизнях, которые забрал. О его роли в ее ужасной истории. Саша накрыла его руку своей и крепко сжала. Эта уверенность была всем, что ему нужно было для продолжения разговора.
— Грегор брал с собой только нескольких военачальников, когда они отваживались переплыть реку и встретиться с вампиром. До сих пор я не знаю, что именно он сделал для вампира или наоборот. Все, кто мог бы знать, мертвы. Я знаю только, что они поссорились, и лорд обвинил Грегора в предательстве. Вампир был печально известен своей жестокостью, его считали сумасшедшим, и он взял Грегора и тех, кто был с ним, в плен. Он провел своего рода суд и вынес приговор.
Саша молчала, и только звук ее дыхания достигал ушей Эвана. Она еще теснее прижалась к нему, и ее охватила дрожь. Она потянулась назад и обхватила его сзади за шею, и Эван не смог удержаться, чтобы не поцеловать ароматную кожу под ее ухом.
— Повелитель вампиров, Аодан Реамон, играл роль судьи, но он оставил работу по назначению наказания своей дочери. Молодой дампирше, не старше семи-восьми лет. Ребенку. Он хотел преподать ей урок, как не прощать своих врагов. Он позволил ей сделать выбор: наказать берсерков, убив всех их детей или всех их женщин. Он рассуждал со своей дочерью, что без наших детей пройдут столетия, прежде чем наши ряды пополнятся. Но без наших женщин мы вообще не сможем размножаться. «Ты настолько же сильна, насколько слабы твои враги», — убеждал он ее. И он спросил ее: «Какое предложение сделает их ковен — их род — сильнее?»
Саша резко втянула воздух и задержала его в легких. Эван задался вопросом, многие ли из тех, кто еще жив, знают, как все это началось. Он был там с самого начала, и даже его знания о событиях, о которых рассказывал Грегор, были в лучшем случае туманными.
— Неужели это правда? — прошептала Саша.