Озорные рассказы

Во время ужина вышереченная госпожа д’Амбуаз сто раз подавала знаки, желая вытащить господина де Брагелоня из зала, где он беседовал с новобрачной. Однако вместо судьи вышел, желая прогуляться и побеседовать с матерью его милой жены, новобрачный. В его наивной голове, точно гриб после дождя, выросло решение, а именно: расспросить эту добрую и добропорядочную, как он полагал, женщину. И вот, руководствуясь мудрыми наставлениями своего аббата, учившего во всем полагаться на старших и опытных людей, горе-муж доверился госпоже д’Амбуаз. Но сначала, смущенный и застенчивый, он несколько раз прошелся с нею туда-сюда, не находя слов, чтобы приступить к делу. Дама тоже молчала, ибо пребывала в ярости от упрямства, добровольной глухоты и слепоты господина де Брагелоня. Вышагивая рядом с лакомым кусочком и невинным, как младенец, зятем, она и думать о нем не думала, ибо вообразить не могла, что сей молодой кот может польститься на старое сало. Про себя же она повторяла: «У-у, уж этот… этот… этот… старый хрыч! Седой, косматый, лохматый, драный, безо всякого понятия, без стыда, без совести, безо всякого почтения к женщинам… Козел потасканный, плешивый, упрямый, развалина старая… Да избавит меня болезнь итальянская от этого шута горохового с носом рыхлым, горелым, отмороженным, носом без веры, носом сухим, точно гриф лютни, носом бледным, бездушным, носом, от которого осталась лишь тень, носом слепым и безмозглым, сморщенным, словно виноградный лист, носом, который я ненавижу! Старым носом! Дутым носом! Мертвым носом! Где были мои глаза, когда я связалась с этим сморчком, с этой тапкой потасканной? Черт его побери с этим паршивым носом, этой драной бородой, этой дряхлой седой головой, этой обезьяньей рожей, этими ветхими обносками, этим рубищем человеческим, этим… не знаю что. Хочу молодого мужа, который будет при мне каждый день, каждую ночь… И я…»

Вот до сей мудрой мысли дошла она, когда некумека пробормотал начальные строки своего псалма этой донельзя разгоряченной старухе, и та при первых же его намеках вспыхнула, словно сухой трут солдатского самопала. Засим, рассудив, что ей стоит испробовать зятя, она подумала: «О-о! Какая юная бородка, как сладко пахнет!.. О-о! Какой молоденький носик!.. Какие свежие щечки, наивные глазки, губки радости, шелковые локоны, какой невинный носик, какой славный ключик любви!»

Они сделали круг по саду, довольно-таки обширному, и сговорились, что нынче же ночью молодой супруг выскользнет из своей спальни и придет в комнату тещи, где она обещала научить его всему, что знает его отец, и даже больше. Молодой муж остался весьма доволен и обещался никому не рассказывать об их уговоре.

Все это время старый добрый де Брагелонь ворчал и брюзжал про себя: «У-у! Старая карга! У-у! Ведьма! Чума тебя забери! Чтоб тебя разорвало! Кляча беззубая! Язви тебя в душу! Тапка драная, аркебуза старая! Щука облезлая! Паучиха снулая! Призрак с глазами! Чертова люлька! Старый фонарь старого ночного сторожа! Кляча пучеглазая… Седые лохмы! Старая, как смерть! Старая педаль органа! Старая ступенька церкви, стертая тысячью коленей! Старая церковная кружка, куда каждый бросал свои медяки! Сдохну, а от тебя избавлюсь!»

Пока он так размышлял, прелестная новобрачная, которая только и думала что о печали, в коей пребывал ее муж из-за незнания того, на чем держится брак, да и сама ведать не ведала, что это за штука, решила избавить любимого от тревог, стыда и труда и первая все разузнать. А после, нынче же ночью, удивить и обрадовать, научив, чему надо, и сказав: «В этом все дело, мой любезный друг!» Воспитанная своей дорогой матушкой-вдовой в глубочайшем почтении к старым людям, она подумала, что будет правильным подойти к доброму другу матери своей и вежливо расспросить его о тайнах супружества. Господин де Брагелонь, устыдившись того, что, погруженный в досадные размышления о предстоящем свидании со своей старой любовницей, никак не ответил на вопрос прелестного создания, полюбопытствовал:

— Ужель ты не счастлива со столь молодым и благоразумным мужем?

— Да, он очень благоразумен, — вздохнула она.

— Похоже, слишком… — улыбнулся судья.