Озорные рассказы

Туренец сообщил своим соседям о благословении и милостях доброго приора Погона, и люди со всего квартала высыпали на улицу. Затем мэтр Ансо с великим почетом проводил приора, ведя под уздцы его кобылу до самой заставы Бюсси. Во время этого шествия ювелир, захвативший с собой мешок с деньгами, разбрасывал монеты беднякам и калекам, восклицая: «Милость, милость Божья! Да хранит Бог приора, да здравствует монсеньор Гюгон!»

По возвращении домой Ансо угостил своих друзей. Он заново сыграл свадьбу, и пировали на ней целую неделю. Можно себе представить, что капитул, уже разинувший было пасть, дабы проглотить выгодную добычу, сурово укорял аббата за его милосердие. Год спустя, когда старичок Гюгон как-то занедужил, его духовник объявил ему, что сие есть небесная кара за то, что он предал священные права капитула и Бога.

— Если я не ошибся в том человеке, — ответил аббат, — он не забудет своего обещания.

И впрямь, в тот день, случайно совпавший с годовщиной свадьбы мэтра Ансо, явился монах доложить, что ювелир просит своего благодетеля принять его. Мэтр Ансо вошел в зал, где находился приор, и вынул два чудесных ларца такой искусной выделки, что и поныне она не превзойдена ни единым мастером во всем христианском мире. На обоих ларцах была надпись: «От человека, давшего обет настойчивости в любви». Два этих ларца находятся, как всякому известно, на главном алтаре аббатства, и все признают их бесценными сокровищами. Добавим, что ювелир пожертвовал на них все, чем располагал, но эти прекрасные творения не только не опустошили его кошелек, а наполнили его до краев, ибо еще больше увеличили его славу и доходы — настолько, что он мог купить себе дворянское звание, обширное поместье и положил начало фамилии Ансо, каковая была весьма почитаема в Турени.

Повествование это учит нас неизменно обращаться к святым и к Богу в жизненных затруднениях и настойчиво добиваться того, что является добром. Неоспоримо, что истинная любовь надо всем торжествует, — изречение старое, но автор позволил себе привести его, потому что оно ему весьма по душе.

О прево, не знавшем прелестей своей жены

Время действия: XV век (царствование Карла VII).

В старом добром городе Бурже в ту пору, когда там развлекался наш государь[132], который позднее оставил погоню за удовольствиями ради завоевания французского трона и в самом деле его добился, был некий прево, на коего возложена была забота о поддержании порядка, и носил он звание королевского прево. В правление прославленного сына означенного государя появилась новая должность «дворцового прево», или «главного прево королевского дома», которую несколько поспешно отдали сеньору де Мере по прозвищу Тристан, уже помянутому в этих сказках, хотя он вовсе не отличался веселым нравом. Это я говорю для тех, кто обирает старые книги, дабы настрочить новые, и показать, сколь учеными являются сии легкомысленные с виду Десятки. Так вот! Имя этого самого прево из Буржа одни писали как Пико (задоринка), и от имени его произошли слова picotin (порция, мера), picoter (пощипывать), picorer (клевать), другие как Пито (и отсюда родилось слово pitance — паек), третьи (кто говорил на лангедокском наречии) — Пишо (отсюда не произошло ничего, достойного упоминания), четвертые (те, кто владел лангедойлем) — Петио или Петие, пятые (из Лимузена) — Петито, Петино или Петиньо, однако в самом Бурже его именовали просто Пети или Пти (маленький, мелкий). Из этого имени потом образовалась фамилия, род Пети разросся, и потому теперь вы повсюду сталкиваетесь с разными Пети и Пти (что одно и то же), и потому в этой повести мы тоже будем называть нашего прево Пети, и никак иначе. Это этимологическое отступление я сделал для того, чтобы пролить свет на наш родной язык и показать, как наши буржуа и прочие граждане обретали фамилии. Но забудем о науке. Этот самый прево, имевший множество имен, собою был нехорош, и к тому же матушка наградила его такой особенностью, что, улыбаясь, он вытягивал губы, как корова, когда та хочет напиться, и подобную манеру улыбаться прозвали при дворе «улыбкой прево». Однажды король, услышав сие выражение от одного из придворных, заметил шутя:

— Ошибаетесь, господа, Пети вовсе не смеется, просто у него на подбородке маловато кожи.