Ребенок, рожденный Тонкопряхой, был мальчиком, прекрасным, как весеннее утро. Она родила его ночью и в присутствии трех уполномоченных, словно принцесса, а после ухода медиков в ее хижине до рассвета светились огни, раздавался шум, взрывы смеха и пение, как будто там веселились на балу все феи королевства. Но уже на следующий день тот, кто из любопытства подкрался к хижине, видел, что она как прежде тиха и нема, и нет вокруг нее никаких следов, оставленных каретами государей и волшебников, а старая Тонкопряха кормит грудью своего новорожденного, коего она окрестила Фаустеном, то бишь Счастливым. Тонкопряха делала все, чтобы счастье, обещанное этим именем, сыну не досталось, и не было на всем белом свете ребенка несчастнее, чем ее сын. С первых дней мать щелкала его по носу, чтобы он не вздумал кричать. Бедный малыш так боялся, что не подавал голоса даже тогда, когда хотел есть, и старуха, знать не знавшая, как растить детей, кормила его кашей по своему хотению. Однажды одна добрая женщина, поднявшись на гору и увидев хорошенького, бледного и тщедушного младенца, который, казалось, вот-вот отдаст богу душу от голода и побоев, из жалости предложила беззубой Тонкопряхе задаром выкормить ее сына, на что старуха ответила такой дикой бранью, что у кормилицы от страха молоко в груди прокисло и свернулось на целых два дня. Добрая женщина объявила по всей деревне, что Фаустен долго не протянет. Однако дни шли, а прохожие все так же видели, как малыш и в дождь и в снег возится в грязи под навесом и играет камешками, и все его жалели, потому что он дрожал от холода в своей рваной одежонке, пока его мать пряла пряжу у жаркого очага. Когда мальчик научился ходить, стало и того хуже: старуха ночью отправляла мальчика одного в горы, как будто не боялась, что он свернет себе шею, и думать не думала, как он своими ручонками отобьется от орлов, населявших горные вершины, и от прочих хищников. Вся деревня ополчилась против старой мегеры, но ее так боялись, что никто не смел спросить, куда она прячет деньги, которые выручает за пряжу и не желает потратить на своего ребенка. В конце концов, каждая мать по-своему воспитывает своих детей и по-своему заставляет себя слушаться, и только Бог ей судья.
Поскольку Тонкопряха владела секретом изготовления тончайших нитей из самой грубой конопли, некоторые отправляли к ней своих дочерей, чтобы те научились прясть, как она, но ни одна девушка не выдерживала больше недели. Старуха столь сурово обращалась с ними, обучая своему ремеслу, и до того больно била их по пальцам своими твердыми, как кости висельника, руками, что девушки бежали, боясь, как бы она не переломала им все пальцы, что было бы жаль, потому как пальцы нужны не только для того, чтобы прясть.
Прошло пятнадцать лет, и все эти годы Тонкопряха была сурова к своему сыну, а он, как бы вопреки всем своим бедам, чувствовал себя превосходно, рос высоким и сильным, и соседи привыкли к тому, как обращается с ним его мать. Он снова возделал участки земли, прилежавшие к хижине и долгое время стоявшие под паром, и стал выращивать на них прекраснейшую коноплю, лишь бы угодить матери, которую он очень любил, несмотря на все ее жестокосердие. Однако, когда ему минуло шестнадцать и он вошел в силу, Тонкопряха взвалила на него труды, которые могли бы сгубить любого мужчину, не приученного, как Фаустен, карабкаться по скалам и сносить любые лишения. Люди его жалели, потому что он был хорошо сложен, прекрасен лицом, волосами, всем-всем. Когда он проходил мимо с опущенной головою и отрешенным видом, девушки говорили:
— Как можно изводить такого пригожего парня!
В самом деле, мать задавала сыну задачи, которые не могли в конце концов его не погубить. С годами она становилась все своенравней и хитроумней. Она посылала Фаустена в город, чтобы он продавал там пряжу и приносил ей деньги, и если бедный мальчик позволял обмануть себя хоть на одну матакенскую полушку, она била его смертным боем, пуская в ход свое веретено. По этой причине ошибок в ее счетах не было и быть не могло.
Одна из странностей королевства Матакен состояла в том, что в нем трудно было раздобыть малину, но не оттого, что малина в нем не росла, нет, вряд ли найдется другое королевство, где были бы такие малиновые заросли, но здесь, если не успеть собрать ягоды вовремя, то тут же солнце безжалостно их высушит. Напротив, ягоды, собранные когда надо, имели чудный, ни с чем не сравнимый, восхитительный вкус и аромат, — казалось, будто сами ангелы вырастили эти ягоды для своей собственной услады. Так вот, старая Тонкопряха каждое утро, все лето, требовала на завтрак тарелку малины, и Фаустен, чтоб не быть опять битым, должен был приносить корзиночку малины своей старухе-матери, а она накалывала малинки одну за другой толстой спицей и никогда ни ягодки не давала своему сыну, который молча грыз рядом с нею горбушку черствого хлеба.