Озорные рассказы

Он и в самом деле чувствовал себя как нельзя лучше, а вскоре спина его разогрелась от двух выступов, кои терлись, терлись, да и прижались к его лопаткам, что было довольно огорчительно, поскольку место это было не слишком подходящим для столь добротного белого товара. Мало-помалу ритмичные движения осла привели в согласие внутренний жар обоих наездников, кровь в их жилах заструилась быстрее, оба принялись живее покачиваться в такт с ослом, и в конце концов славная девица и кюре подумали об одном и том же, а вот о чем тогда думал мул — неизвестно. Притершись друг к другу да пообвыкнув, наездники пришли в волнение, а потом охватили их обоих тайные желания.

— О, — промолвил кюре, обернувшись к своей спутнице, — смотрите, какая славная рощица, густая, частая…

— Она слишком близко к дороге, — возразила девица. — Или люди срубят ветки, или коровы оборвут молодые побеги.

— А вы не замужем? — спросил кюре, подстегнув мула.

— Нет, — отвечала она.

— И не были?

— Не была. Честное слово.

— Нехорошо. В ваши-то годы…

— Ну да, святой отец, но, видите ли, бедная девушка с ребенком на руках — скотинка хуже некуда.

Доброму кюре жаль стало милой простушки, и, помня, что каноны требуют, помимо всего прочего, чтобы пастыри наставляли своих овечек по части их обязанностей и повинностей в этой жизни, почел своим долгом просветить девицу насчет бремени, которое однажды непременно возляжет на плечи ее. Он ласково попросил девицу не пугаться и добавил, что коли она положится на его порядочность, то никто никогда не прознает о том, как они здесь и сейчас проверят, хороша ли она для замужества. Поелику от самого Баллана девушка только об этом и думала, а желание ее поддерживалось и прирастало от теплых покачиваний мула, то ответ ее был резок:

— Раз так, я слезаю.

Добрый кюре не сдавался. Он продолжал мягко уговаривать ее и улещать, и так они доехали до леса у азейской околицы, где девица пожелала сойти. Кюре помог ей, ибо ради продолжения спора ему надо было сесть верхом по-другому. Тут стыдливая девица убежала в чащу, на прощание крикнув:

— Ну, злодей, теперь ты меня не поймаешь.

Мул остановился на зеленом лужке, а девица в траве запуталась и покраснела. Кюре приблизился к ней, и понеже к мессе он уже отзвонил, то решил ее отслужить, и оба вкусили от райского блаженства. Кюре всем сердцем желал просветить девицу как следует, и он нашел свою новообращенную весьма податливой и столь же нежной в душе, как и ее кожа — подлинное сокровище. Однако он был весьма удручен тем, что близость Азе вынуждала его сократить урок, хотя славный наставник был бы не прочь, подобно всем учителям, повторить пройденное со своей ученицей.

— Эх, милая, — вскричал славный добряк, — отчего же ты все юлила да супротивничала, для чего мы пришли к согласию лишь у самого Азе?

— Ах, — вздохнула она. — Да ведь я-то из Баллана.

Не желая злоупотреблять вниманием вашим, скажу, что, когда этот добрый пастырь преставился, собрался весь его приход, и старые и малые, и все до единого лили слезы в печали, горе и скорби, и жаловались:

— Ах, мы потеряли отца.

А девицы, вдовы, замужние женщины и совсем еще девчонки переглядывались между собой, оплакивали его, точно лучшего друга, и повторяли:

— Он был больше чем кюре, он был мужчина!

Таких пастырей уж больше нет и не будет, семена их по ветру развеялись, и никакие семинарии тут не помогут.

И даже бедняки, хоть он и завещал им все свои сбережения, ощутили утрату. Один старый калека, о котором кюре всегда заботился, возопил на церковном дворе: «Я-то что не помер!» — верно, желая сказать: «Почему смерть не забрала меня вместо него?» Тут некоторые не удержались от смеха, что вовсе не прогневало тень доброго азейского пастыря.

Спасительный возглас

Время действия: XVI век.

Красавица-прачка из Портильона, что близ города Тура, острословие коей поминалось уже в сей книге, была одарена такой хитростью, что при случае могла бы заткнуть за пояс полдюжины попов и трех кумушек, а то и более. Зато и воздыхателей у нее было превеликое множество, и вились они вкруг нее густым роем, как пчелы, летящие ввечеру в свой улей.

Престарелый красильщик шелков, проживавший на улице Монфюмье в собственном великолепном доме, как-то раз возвращался верхом со своей мызы Гренадьер, расположенной на одном из живописных холмов Сен-Сира, и, держа путь к Турскому мосту, проезжал через вышеназванный Портильон. Вот тут-то красильщик и увидал прекрасную прачку, которая вышла теплым летним вечерком посидеть на крылечке, и воспылал к ней неистовою страстью. С давних пор помышлял он втайне об этой милой девице и порешил теперь сочетаться с нею законным браком. Так в скором времени наша прачка стала супругой красильщика, почтенной горожанкой Тура, и всего было у нее вдоволь: и кружев, и тонкого белья, и разной утвари; и хоть жила она с немилым, но была счастлива, научившись весьма искусно водить своего супруга за нос.