Озорные рассказы. Все три десятка

– Я сожгу твой дом! Ведьма! Ты приворожила меня и за то сгоришь на костре… Выслушай меня, любовь моя, моя душенька, обещаю тебе лучшее место на небесах. Ну скажи! Не хочешь? Так смерть тебе, смерть, колдунья!

– Вот как? Я убью вас, монсеньор!

Кардинал даже задохнулся от ярости.

– Да вы безумны, – сказала Империа. – Ступайте прочь, вы последних сил лишитесь.

– Погоди, вот буду папою, ты за всё заплатишь.

– Всё равно и тогда из моей воли не выйдешь!

– Скажи, чем могу я угодить тебе сегодня?

– Уйди.

Она вскочила, проворная, словно трясогузка, порхнула в свою спальню и заперлась на замок, предоставив кардиналу бушевать одному, так что пришлось ему в конце концов удалиться. Когда же красавица Империа осталась в одиночестве перед очагом у стола, убранного к трапезе, покинутая своим юным монашком, она разорвала на себе в гневе все свои золотые цепочки.

– Клянусь всеми чертями, рогатыми и безрогими, раз этот негодный мальчишка побудил меня задать кардиналу подобную трёпку, за что меня завтра могут отравить, а сам мне никакого удовольствия не доставил, клянусь, я не умру прежде, чем не узрю своими глазами, как с него живого шкуру будут сдирать. Ах, сколь я несчастна! – горько плакалась она, на сей раз непритворными слезами. – Лишь краткие часы радости урываю я то здесь, то там и должна оплачивать их тем, что подлым ремеслом занимаюсь, да ещё душу свою гублю!

Так Империа горестные пени свои изливала, словно телок, ревущий под ножом мясника, и вдруг увидела она в венецианском зеркале румяное лицо монашка, который ловко проскользнул в комнату и тихонько встал за её спиной. И тогда воскликнула она:

– Ты самый распрекрасный из монахов, самый миленький монашек на свете, который когда-либо монашничал, монашился, монашулил в сём священном любвеобильном городе Констанце. Поди ко мне, мой любезный друг, любимый мой сынок, яблочко моё, услада моя райская. Хочу выпить влагу очей твоих, съесть тебя хочу, убить любовью. О мой цветущий, благоуханный мой, лучезарный бог! Тебя, простого монаха, я сделаю королём, императором, папой римским, и будешь ты счастливее их всех! Твори тогда твою волю, рази мечом, пали огнём! Я твоя и докажу тебе это, ибо станешь ты вскорости кардиналом, хоть бы пришлось мне отдать всю кровь сердца, чтобы в алый цвет окрасить твою чёрную шапочку!..

Дрожащими руками наполнила она греческим вином золотую чашу, принесённую толстяком епископом Куарским, и поднесла, счастливая, своему дружку, желая услужить ему, опустилась она перед ним на колени – она, чью туфельку принцы находили куда слаще для уст своих, чем папскую туфлю.

Но туренец молча смотрел на красавицу взором, столь алчущим любви, что она сказала ему, трепеща от блаженства:

– Ни слова, милый. Приступим к ужину!

Невольный грех

Перевод H. Н. Соколовой

Глава первая. Как старый Брюин выбрал себе жену

Мессир Брюин, тот самый, что достроил замок Рош-Корбон ле Вувре на Луаре, был в молодости отчаянным повесой. Ещё юнцом он портил девчонок, пустил по ветру родительское достояние и дошёл в своём негодяйстве до того, что родного отца, барона де ла Рош-Корбон, засадил под запор; став сам себе господином, он денно и нощно бражничал и блудил за троих. Порастряс он свою мошну, погряз в распутстве с продажными девицами, провонял вином, предал запустению свои поместья и был отринут честными людьми, – остались ему друзьями лишь ростовщики, коим отдавал он в заклад последнее добро. Но лихоимцы весьма скоро стали скупеньки, и ничего из них нельзя было выжать, как из сухой ореховой скорлупы, когда увидели они, что ему нечем больше отвечать, кроме как фамильным замком де ла Рош-Корбон, ибо этот «Рюпес-Корбонис» находился под опекой самого короля. Тогда Брюин взбесился, бил правого и виноватого, сворачивая людям скулы, норовил по пустякам затеять драку. Видя это, аббат Мармустьерского монастыря, его сосед, весьма острый на язык, сказал ему, что такие поступки – верные признаки вельможных качеств и мессир стоит на правильном пути, но куда разумнее будет к вящей славе Господней бить мусульман, поганящих Святую землю; без сомнения, он вернётся в Турень, нагруженный сокровищами и индульгенциями, или же проследует прямо в рай, откуда и ведут своё происхождение все бароны.