Озверевшая

Она снова размахнулась, но поскользнулась на крови. Я опустила ножницы, целясь в бок, но они только порвали рубашку и оцарапали ей ребра. Она набросилась на меня, молотя кулаками, забыв обо всем, впечатала в шкафчик, из которого посыпались пузырьки с таблетками, щипчики, зубные нити и прочая ерунда. Теперь стало больно. Мать Дакоты схватилась за раковину, чтобы подняться. Я наклонилась и вонзила ножницы ей в руку, так что они вышли из ладони. От ее вопля зазвенело в ушах, но соски затвердели. Насилие было таким сладким, мясо ее дочки наполнило меня жизнью и похотью. Я стала примитивной хищницей, и это было прекрасно. Она отдернула руку - вместе с ножницами. Кое-как встала. Здоровой рукой схватилась за душевую занавеску. Та оторвалась, кольцо за кольцом, и мама Дакоты рухнула в ванну. Я расхохоталась как маньячка. Еще немного, и начнется истерика.

Я подняла с пола крышку бачка. Она была вся в крови и выскальзывала из рук. Мать Дакоты еще орала, пытаясь вытащить ножницы из ладони, каждая вена на ее шее и руках вздулась от напряжения. Рыча, я бросилась к ней. Крышка ударила ее в рот, рассекла губу, выбила зубы. Она хотела встать, но стенки ванны были скользкими. Вскинула руки, когда крышка снова опустилась. Одна из ее рук была бесполезна, так что она закрыла голову, не пытаясь отвести удар. Я колотила по ее рукам, пока они не упали, а потом разбила ей голову. Она потеряла сознание. Я вытащила ножницы из ее руки и, смеясь, совершенно забывшись, перерезала ей горло.

* * *

Я начинала любить ванные.

Мать Дакоты умерла, и я уселась на пол, глубоко, медитативно дыша. Плеск крови на полу умиротворял, как шепот дождя на мокром асфальте. Время замедлило бег. Я напомнила себе, что засиживаться нельзя. Было много криков, но, к счастью, день оказался жарким: по всему району закрыли окна, включили кондиционеры. К тому же вечер - музыка, телевизор и прочий шум. В ванной Дакоты даже окна не было, так что крики, если они и вырывались, звучали приглушенно. Но кто-нибудь все равно мог услышать и удивиться, как разорались эти сучки. Придется рискнуть. Столько еще предстояло сделать! Я надеялась, что, если приедут копы, смогу ранить себя несколько раз до того, как они зайдут в ванную. Тогда мне удастся притвориться единственной выжившей в жутком нападении.

Я разделась. Прошла на кухню, взяла губку, натянула перчатки и поспешила в гараж за инструментами. Вернулась в ванную и стерла все отпечатки, которые нашла.

Ручная пила резала не так хорошо, как мне бы хотелось. Вгрызлась в мясо на груди Дакоты, словно дикий зверь, разрывая вены и жир. Я занялась остальными частями, разобралась с суставами и черепом с помощью топора, затем перепилила сухожилия. Времени было мало, и я не аккуратничала, как с Дереком.

Расчленение - не такое простое дело, как показывают в ужастиках. Я видела много слэшеров, где маньяк в маске взмахивал бензопилой - и у юной жертвы отлетала нога. Голливудский понос. Если вы когда-нибудь пилили ветку, то знаете, что ее нужно придержать, пока пила работает. Кость еще крепче дерева - поддастся, но не сразу.

Я пробила грудную клетку Дакоты с помощью топора и расширила отверстие пилой, чтобы добраться до внутренностей. Побросала их в пакеты из моей дешевой спортивной сумки. Я не спешила лишь с ее "киской" - обкорнала и положила куски в маленький пакетик для сэндвичей. Наполнив спортивную сумку, взглянула на оставшийся от Дакоты кошмар и удивилась, как может измениться человек за один день, если приложить достаточно усилий.

Хотя и старше Дакоты, ее мать была в отличной форме. Тело окрепло от тяжелой работы. Много мышц, много стейков. Можно было отрезать от нее несколько кусков и вынести их в пакетах из супермаркета, но нет: я хотела сесть в машину быстро и не привлекая внимания. Пора было уходить. Ужасно, но я не успевала даже заняться сексом с ее трупом. Мне не хотелось бросать бедняжку просто так. Я положила ее здоровую руку на край ванны, как на колоду, и отрубила топором два пальца. Убрала их в пакетик для сэндвичей вместе с кусочками гениталий ее дочери.

Прошла в главную спальню. Там был второй душ, и я смыла кровь, мечтая навсегда остаться под горячими чистыми струями. Вытеревшись, убрала окровавленную одежду в сумку, зашла в комнату Дакоты и надела один из ее сарафанов. Он был немного мешковат, но для дела сгодится.

Прежде чем уйти, я отправилась на кухню и открыла дверь - черный ход, смотревший на лес. Убедившись, что вокруг никого, я натянула рукавицы для духовки, чтобы не оставить отпечатков, и била по ручке двери обухом, пока она не разлетелась. Потом несколько раз рубанула по самой двери, имитируя излом. Вернулась к телам и бросила топор в ванну.

Выйдя из дома, я удивилась, что уже вечер. Провозилась с этим так долго. На улице было тихо, лишь двое мальчишек кружили на великах в тупике. Я поставила сумку на пассажирское сиденье и вздохнула от облегчения. Части тела тяжелее, чем думаешь. Сумка, наверное, весила фунтов семьдесят[20].

Я завела машину и выехала в опускавшуюся ночь.

Было поздно, а мне еще ужин готовить.