— Может, у него машина сломалась и телефон разрядился.
— Но библиотека недалеко. Может, он поехал в «Барнс энд Ноубл»[9]
, но все равно.— Кто знает, что случилось...
— Мама позвонила в полицию. Они его ищут.
— Так вот почему в школе копы.
Ее голос изменился:
— Что? Здорово, все снова будут о нас злословить. Боже.
Я молчала, подтверждая ее опасения, хотя пару секунд назад притворялась, что ничего не знаю.
— О нет, — сокрушалась Кейтлин.
— Не волнуйся. Все будет хорошо, вот увидишь.
Но она плакала — музыка для моих ушей. Я слышала пшиканье ингалятора.
— Может, я к тебе загляну? — спросила я.
При мысли о пропуске школы мне стало нехорошо, а может, это была утренняя тошнота, но я решила пойти на жертвы и насладиться страхом в доме Блэкли. Вскоре он сменится скорбью — глубочайшей, чернейшей. Надо было ловить момент.
Кейтлин немного успокоилась, втянула сопли:
— Ты сможешь?
— Конечно, просто отпрошусь домой пораньше. Скажу директору, что у меня колики или еще что-нибудь. Это всегда действует на мужчин.
Шутка прошла незамеченной. Кейтлин хлюпала носом.
— Спасибо, Ким. Скорей бы тебя увидеть.
Когда я приехала, перед домом Блэкли стояла полицейская машина и еще две, которые я не узнала. Я решила не врать директору и сказала, что Кейтлин нужна моя поддержка, но он был занят с полицейскими, и меня отпустил главный администратор.
Я была такой хорошей девочкой, настоящей подругой.
Дверь в дом оказалась открыта. Симона сидела на диване рядом с мужчиной. Он держал ее за руку. Она постарела на десять лет, лицо в морщинах блестело от слез. Комнату наполняла тревога, словно черный туман. Я слышала, как наверху шепотом переговаривались взрослые. Мальчик, Далтон, играл в уголке, не понимая серьезности ситуации. Полицейская сидела в кресле напротив Симоны и что-то писала в блокноте. Рация на ее плече зажужжала, и она ответила кодовой фразой. Симона увидела меня, и ее лицо просветлело. Она была тронута моим присутствием.
Я была такой хорошей девочкой, настоящей подругой.
Другой офицер сидел за обеденным столом напротив Кейтлин. Она заметила меня на пороге и улыбнулась, но улыбка вышла жалобной, полной благодарности и жажды поддержки. Я подошла к ней. Она встала, позволила себя обнять и поцеловать в лоб, словно я о ней тревожилась. Офицер посмотрел на меня и вежливо улыбнулся. Я улыбнулась в ответ.
Я была такой хорошей девочкой, настоящей подругой.
Утешение близких убитого возбуждало почти так же сильно, как само убийство. В какой-то момент я ушла в туалет и мастурбировала, словив оргазм — не сильный. Мне нужна была ясная голова, казаться веселой ни к чему. Впрочем, удовольствие оказалось не только сексуальным. Я давно не чувствовала себя такой счастливой, а это говорило о многом, учитывая, что до того я шепталась сама с собой о суициде, словно школьники на следующий день после обнаружения моего трупа.
Ты слышала? Ким Уайт вскрылась от запястья до локтя.
Да ладно.
Отец нашел ее в ванной. Она даже записки не оставила.
Этот странный ритуал прекратился после знакомства с семьей Блэкли. Радость наконец вошла в мое сердце, принеся с собой удовлетворенность достигнутым и сладость победы. Блэкли пали жертвами моего коварства. Я не видела такой тревоги с тех пор, как мама лежала на смертном одре. От этого на душе становилось тепло и радостно. Я превращалась в маленькую девочку с рожком мороженого в одной руке и новой Барби в другой. Симона сидела, потом подскакивала, ходила по комнате, снова и снова наливала себе вина, не стесняясь полицейских. Кейтлин поникла и царапала руки и ноги, когда не крутила хвостик. То и дело она склонялась мне на плечо, и я гладила ее по голове, вдыхая тревогу, как дорогой парфюм.
Мужчина на диване был дядей Кейтлин, братом Симоны. Люди спустились в гостиную, и меня познакомили с родителями мистера Блэкли. Очевидно, они все были очень близки.
— Приятно познакомиться, Ким, — сказала мать мистера Блэкли.
Я искренне ей улыбнулась. Рада была познакомиться со стариками Блэкли, увидеть тревогу в их глазах.
Я заставила вашего сына изменить жене, а потом зарезала его.
Когда полицейские ушли, мы с Кейтлин отправились на задний двор, чтобы остаться вдвоем. День был ясным и ветреным — обманывал, если учесть, что грозил в скором времени стать чернейшим из виденных в этом доме.
— Такое чувство, будто вся моя жизнь рушится, — сказала Кейтлин.
Я устала говорить ей, что все будет хорошо. Утешать скорбящих — нудное дело.
— Знаю. Просто держись.
— Что я сделала, чтобы такое заслужить?
— Ничего, — сказала я правду.
— Думаешь, это Бог меня наказывает?
Это был неожиданный поворот. Я и не знала, что она религиозна.
— Зачем Богу тебя наказывать?
— Ты знаешь... из-за того, что случилось с Дереком.
Она винила себя. Так еще лучше.
— Да ладно, Кейтлин, ты ведь не серьезно? Ты ни в чем не виновата.
— Просто кажется, что я проклята. Сначала Дерек, потом школа, теперь папа. Я боюсь, что его не найдут, и еще сильнее, что найдут, а он... он... — Она осеклась, не в силах продолжить.
Я приблизилась, положила руки ей на плечи. Она казалась такой маленькой, такой хрупкой.