П.А. Столыпин: реформатор на фоне аграрной реформы. Том 2. Аграрная реформа

Когда Ф.И. Родичев, вспоминая выражение В.М. Пуришкевича о «муравьевском воротнике», сказал, что потомки его назовут это «столыпинским галстуком», зал в одно мгновение преобразился. Казалось, что по скамьям прошел электрический ток. Депутаты бежали со своих мест, кричали, стучали пюпитрами; возгласы и выражения негодования сливались в невероятный шум, за которым почти не слышно было ни отдельных голосов, ни звонка председателя III Думы октябриста Н.А. Хомякова (виден был только его качавшийся колокольчик). Полукруг перед трибуной мгновенно наполнился депутатами, а сидевшие позади оказались в первых рядах. Раздавались возгласы: «Долой, вон, долой!», «Не расстались со своим Выборгом! Выгнать его, немедленно вон!», «Нечестно, подло! Вы оскорбили представителя государя», «Мерзко, недостойно члена Думы, недостойно высокого собрания». Крики неслись со всех сторон. Октябристы, умеренные, правые – все столпились около трибуны, к которой тянулись десятки рук, и казалось, что зарвавшегося, забывшегося Ф.И. Родичева моментально силою стащат с трибуны. Несколько человек уже стояло за пюпитрами секретарей, а В.М. Пуришкевич порывался бросить в Ф.И. Родичева стаканом. Н.А. Хомяков, увидев, до какой степени разгорелись страсти, покинул трибуну и прервал заседание. За председателем удалились и остальные члены президиума.

Взволнованный, бледный П.А. Столыпин при первых же криках встал со своего места и, окруженный министрами, вышел из зала почти одновременно с Н.А. Хомяковым. За председателем Совета министров тотчас же поспешило несколько депутатов. Ф.И. Родичев все еще стоял на трибуне, краснел, бледнел, пробовал что-то говорить и затем будто замер, видя, что его выходкой возмущена почти вся Дума, за исключением, может быть, небольшой группы лиц. Наконец сквозь ряды депутатов к кафедре протиснулся высокий старик, кадет М.Н. Покровский, и прикрыл руками Ф.И. Родичева, который при несмолкавших криках: «Вон», «Долой», – спустился к своему месту и затем, окруженный кадетами, вышел в Екатерининский зал. Едва трибуна освободилась, на нее вбежал П.Н. Крупенский, постучал кулаком и стал переругиваться с левыми. В.В. Шульгин постарался увести не в меру разгорячившегося депутата149.

Раздались возгласы: «По фракциям, по фракциям!» – и депутаты с шумом покинули зал. Крестьяне-депутаты больше всех других были взволнованы и удручены скандальной выходкой и сыпали по адресу кадетов весьма нелестными замечаниями: «Два года не дают работать… Оставались бы себе в Выборге, коли не отучились ругаться», «С первых шагов снова делают скандалы». Сами кадеты только разводили руками и почти не находили оправданий для непонятного выступления своего однопартийца. «Он не обобщал, а говорил лишь о потомках В.М. Пуришкевича», – только и могли сказать кадеты, видимо крайне недовольные скандальным инцидентом. Во время перерыва правые, умеренные и октябристы в своих фракционных заседаниях пришли к одинаковому решению – применить высшую меру наказания и исключить Ф.И. Родичева на 15 заседаний. Н.А. Хомяков, не желая допустить никаких прений, предвосхитил это, и Дума громадным большинством против 96 голосов левых, поляков и кадетов исключила Ф.И. Родичева на 15 заседаний. Н.А. Хомяков перед этим решением напомнил, что в руках депутатов священный сосуд, неприкосновенность которого каждый должен хранить, как самого себя. Ф.И. Родичев в большом смущении произнес свои извинения и просил верить в их искренность. Дума под конец устроила бурные овации П.А. Столыпину, оставшемуся на своем месте до конца заседания.

Во время перерыва стало известно, что П.А. Столыпин, взволнованный неожиданным оскорблением, вызвал Ф.И. Родичева на дуэль. В комнату председателя Думы Н.А. Хомякова явились государственный контролер П.А. Харитонов и министр народного просвещения П.М. Кауфман и просили передать об этом Ф.И. Родичеву, который не заставил себя ждать. Извинение происходило в присутствии министров, Н.А. Хомякова и саратовского депутата П.Н. Львова. Ф.И. Родичев признавался, что он совершенно не имел в виду оскорбить главу кабинета, что он искренне раскаивается в своих выражениях, которые не так были поняты, и просит его извинить. «Я вас прощаю», – сказал П.А. Столыпин, и объяснение было закончено. П.А. Столыпин был при этом крайне взволнован, а Ф.И. Родичев казался совершенно подавленным. Известие о том, что председатель Совета министров принял извинение, быстро облетело залы и внесло успокоение. Тем не менее выражение «столыпинский галстук» сохранилось и стало «крылатым».