П. А. Столыпин

Судя по записи разговора с царем 5 марта (тогда речь шла об отставке премьера), Петр Аркадьевич хорошо представлял, чем он теперь не устраивает Николая II и крайне правых деятелей («реакционеры, темные, льстивые и лживые»). Говоря о несогласии с установкой оппонентов: мол, «не надо законодательствовать, а надо только управлять», – Столыпин утверждал, что «они ведут к погибели». Кроме того, премьер отмечал: «…я почувствовал, что государь верит тому, что я его заслоняю, как бы становлюсь между ним и страной. Убедившись в этом, я решительно [заявил] об уходе, т. к. понял, что нет больше, нет опоры»¹¹¹. И премьер не ошибся в своем наблюдении. Сразу после кончины Столыпина, перед отъездом из Киева, Николай II, предложив Коковцову должность главы правительства, высказал и очень характерное пожелание: «У меня к вам еще одна просьба: пожалуйста, не следуйте примеру Петра Аркадьевича, который как-то старался все меня заслонять, все он и он, а меня из-за него не видно было». Впечатляющим и не лишенным зловещего подтекста было месяц спустя и напутствие императрицы Александры Федоровны. Коковцову она прямо посоветовала не придавать чрезмерного значения деятельности и личности Столыпина: «Верьте мне, не надо так жалеть тех, кого не стало… Я уверена, что каждый исполняет свою роль и свое значение, и если кого нет среди нас, то это потому, что он уже окончил свою роль и должен был стушеваться, так как ему нечего было больше исполнять… Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить вам место, и что это – для блага России»¹¹².

Показательно, что в общественном мнении после гибели Столыпина сложилось устойчивое представление: правда об этом политическом убийстве, в котором столь роковую роль сыграла политическая полиция, так и осталась нераскрытой. Создавалось ощущение, что власти пытались спрятать концы в воду. Спешно, за закрытыми дверями, убийце – Дмитрию Богрову – вынесли смертный приговор, и он был тотчас повешен. Общественность с недоверием отнеслась к предлагавшейся полицейскими чинами версии. Удивляло, что революционер-анархист Богров, сотрудничавший с «охранкой», пообещав выдать двух мифических террористов, якобы готовивших покушение на Столыпина, смог обвести вокруг пальца маститых деятелей сыска, которые допустили его в театр, где находились государь и премьер, выдав и пригласительный билет, и браунинг. Вызывало сомнение, что столь наивными ротозеями могли оказаться командир Отдельного корпуса жандармов и товарищ министра внутренних дел генерал-лейтенант П. Г. Курлов, начальник дворцовой охраны полковник А. И. Спиридович, и. о. вице-директора департамента полиции М. Н. Веригин и начальник Киевского охранного отделения подполковник Н. Н. Кулябко.

Всех четырех полицейских деятелей предполагалось предать суду по обвинению в «преступном бездействии власти» – на основании результатов сенаторского следствия, проведенного экс-директором Департамента полиции М. И. Трусевичем. Согласно установленному порядку 1-й департамент Государственного совета испрашивал Высочайшее разрешение на привлечение к суду «охранных» руководителей. Николай II медлил с его утверждением и наконец в октябре 1912 года распорядился закрыть дело. Подобное решение «ознаменовать исцеление сына каким-нибудь добрым делом» произвело тяжелое впечатление на Коковцова, убеждавшего царя не отказываться от возможности «пролить полный свет на это темное дело». Учитывая все «странности» в поведении чинов «охраны» и последующую судьбу расследования, нельзя исключить версии, что был использован подходящий случай устранить премьера руками Богрова. Возможно, мотивы этого сводились к опасениям за дальнейшую карьеру в случае проверок «охранной» деятельности (ходили слухи, что Столыпин имел такое намерение). Но, может быть, «банда четырех» действовала исходя из неких соображений «большой политики», улавливая желание придворной камарильи избавиться от Столыпина и понимая, что его жизнь ценится уже совсем не высоко¹¹³. Так и оказалось…

Расплата за миф