P.O.W. Люди войны

ПРЕДАННОСТЬ

Афганистан, 2001 год

– И запомните, этих людей никогда не было в вашей жизни, никогда, – последние слова мой собеседник произнес нарочито четко, словно дробя их не на слоги уже, а на отдельные буквы.

На нем был чудовищно помятый синий костюм, который выглядел так, словно все те годы, что «Талибан» методично изгонял сторонников прежних властей из страны, он находился на самом дне нижнего сектора комода, а может быть, и в солдатском вещмешке, между пакетом с лепешками и пакетом с чарсом. О чарсе (он же гашиш) я подумал, глядя в полузакрытые, с поволокой, глаза собеседника, ну точь-в-точь, как у забытого голливудского киногероя Рудольфо Валентино. Но, очевидно, требования дресс-кода вынудили обладателя полусонного взгляда срочно надеть костюм, ведь мы находились в приемной министра иностранных дел нового Афганистана, самого Абдуллы Абдулло, который, впрочем, отказался меня принять. И теперь на меня снизу вверх этим мутным взглядом смотрит его низкорослый то ли секретарь, то ли советник, то ли просто родственник.

А пришел я сюда потому, что меня и двух моих спутников арестовали на авиабазе Баграм. Некоторое время спустя меня освободили. Их – нет. Потому что они тоже были афганцами, как и этот грозный коротышка, правда, с пакистанскими документами.

– У вас наша виза, к вам мы никаких претензий не имеем, – сказал он, и я подумал, как все-таки правильно поступил, что согласился перед «первым Афганистаном» заплатить двести долларов за печать в паспорте, где было подчеркнуто слово «multiple», то есть многоразовая. Печать мне поставили в Душанбе. Моей португальской подруге Кармен тогда повезло: она раньше стала в очередь в афганское посольство и за такой же точно штамп отдала всего сто долларов. Время было такое. В посольстве понимали, что вряд ли в ближайшее время будет такой спрос на афганские въездные визы, и пока шел «чес», они чесали. Ну да ладно, дело прошлое. Похоже, этот штамп спас мне в Кабуле жизнь. А моим товарищам?

– Поймите, они наши враги. – Глаза на уровне моей груди затуманились еще больше. – Они воевали против нас.

– Эти двое?

– Да, эти двое. А если не воевали, значит, пришли шпионить.

– Но поймите, это я их с собой привел! – закричал я на синий пиджак. – Это я уговорил их быть моими проводниками.

– Значит, это была ваша ошибка. – Недобрая улыбка нарисовалась под глазами. – Идите себе, идите. А меня ждет министр.

И мятый пиджак закрыл дверь.

– Их расстреляют, – сказала корреспондент немецкого радио, дама неопределенного возраста в нелепых вельветовых рейтузах, плотно облегавших широкие бедра. Радиожурналисткам порой можно не думать о своей внешности.

– Почему ты так думаешь, Ирэн?

– Это страшные люди, – сказала она. – С ними всегда нужно читать между строк. А тут все ясно.

– Что ясно? – переспросил я.

– Да то, что они хотят от них избавиться.

– Но ведь это я их с собой привел! – повторил я и слова, и даже интонацию фразы, сказанной в министерстве.

Радиодевушка только пожала своими большими плечами в лохматом свитере. Что в некотором смысле означало то же самое, что сказал мне синий пиджак.

Нет! Не так!

Она сначала пожала плечами. А потом сказала: «Нам всем нужно поднимать шум». Она, Ирэн, сделала включение, которое повторили несколько европейских радиостанций. Я вышел в эфир и заявил, что новый режим собирается расправиться с невинными людьми. В соседнем Пакистане дипломаты пытались убедить Кабул отпустить пленников, которых звали Ферроз Эдбархан и Мохаммад Ширин. С ними я познакомился в Зоне Свободных Племен, в соседнем Пакистане, там до сих пор много тех, кто убежал от войны. Советской. Но эти не бегали. Они были моджахедами.

* * *

Новая война ушла отсюда. Словно струя напалма, она, ударившись о границу, устремилась вниз, на юг, и там еще долго будет бушевать, выжигая унылые кишлаки. Но здесь, по обе стороны линии Дюрана, до сих пор воюют по-своему. Для пуштунов перейти эту линию так же просто, как перешагнуть черту между жизнью и смертью. В 1893 году Великобритания была уверена, что для безопасности собственных колоний в Индии ей необходимо создать видимость границы с Афганистаном. Британский офицер, секретарь индийской колониальной администрации сэр Мортимер Дюран разработал документ, который вскоре подписал эмир Афганистана Абдул Рахман Хан, по национальности пуштун. В документе определялась условная граница между Британской Индией и землями пуштунов в Афганистане. Его действие заканчивалось в 1993 году. Британцы считали, что сотни лет им вполне хватит, чтобы превратить воображаемую линию в настоящую границу. Этого не произошло.

Движение «Талибан», похоже, и создавалось для того, чтобы после девяносто третьего новый кабульский режим не стал требовать назад свои земли у Пакистана. Но талибы, поддерживаемые по иронии судьбы именно Исламабадом, выступили за пересмотр линии Дюрана.