П. Осликов продолжает хотеть как лучше

«Конечно не смылю, – подумал П. Осликов. – Сами таким мойтесь».

Нет, он знал. В принципе. «Любого моющего средства требуется ровно один колпачок». Но это же ересь. Сами ругали, что неряшливый. Со свету сживали! Всю кровь выпили. И вот, пожалуйста, – «ровно один колпачок». Кто так моется? Что за неуместная экономия? Не родители, а нищеброды какие-то. Есть вещи, на которых нельзя экономить.

Но и это ещё не всё. Где сказано, что одеколоном пользоваться нельзя? Почему это он только для взрослых? Почему они опять всё узурпировали?

– …благоухал с расстояния двадцати метров, – нервно продолжал мамин голос. – Ты представляешь?

– Представляю, – хмуро ответил папа.

Одеколона у него тоже осталось не очень-то.

– А хуже всего то, что сегодняшний парфюмерный абордаж он произвёл уже после того, как услышал слово «нельзя», – мама уже завелась. – Я ничего не понимаю. Он с ума сошёл?

– Однако, – сказал папа. – Этот деятель даже флакон закрыть не потрудился. Вот, смотри, колпачок неизвестно где.

Тут у папы сдали нервы, и он закричал:

– Петя! Отвечай, куда девал колпачок!

И пошёл. Усталому человеку по мозгам ездить. Чтобы лучше спалось, наверное. Но он недолго выдержал. С крепко спящим особо не поговоришь.

– Ужас, – говорила в это время мама, проверяя свои запасы, – когда я мечтала о сыне, я была юная и доверчивая. Я думала, что мальчики не крадут мамины вещи! Где мой зубной порошок? Кто взял пилку стеклянную для ногтей, хорошую? И зеркало где складное? Что вообще в доме творится?!

Где-где, в Караганде. Зеркало нужно для других вещей. С ним хорошо системный блок осматривать. Сама говорила, что его пылесосить надо и следить, чтобы не было пыли. А эту пыль в некоторых местах попробуй увидь. Где пилка, он понятия не имеет. Следить нужно за своими вещами. Сама хвасталась: «У меня всё на своём месте». Вот и пусть возьмёт теперь с того места. Куда сама положила, оттуда пускай и возьмёт. А зубной порошок кончился. Его вообще ненадолго хватает.

Потом П. слышал, как папа сказал маме:

– Обвиняемый всё отрицает.

– Но это же враньё. Он же всё врёт! О боже, у нас сын вырос патологическим лжецом!

– Ну-ну, – попробовал успокоить её папа. – Возможно, он специально. Привлечь внимание. Вызвать к себе интерес. Из мести!

– Из мести? – поразилась мама.

– А ты вспомни. Он ведь всегда говорил, что его третируют!

– Но… но… – мама стала заикаться от изумления. – Но он же сам бездельник! Не может же он этого не понимать. Мы его вообще почти не трогаем!

«Как бы не так, – подумал на это П. Осликов. – От вас покоя нет. Трогаете и трогаете. Присесть спокойно нельзя».

А мамин голос продолжал:

– Меня в детстве так ругали за каждую мелочь, что я думала… я хотела… я дала себе клятву обращаться со своими детьми по-человечески!

– Да ну вас! – не выдержал Петя. – По-человечески! Такого наглого вранья я в жизни не слышал! Сам не придумал бы! Совесть хоть какую-то надо иметь?

Он ещё долго беседовал сам с собой. Не с кем потому что больше. Не понимает никто.

Назавтра утром состоялся суд. Обвиняемый настаивал, что всё забыл и ничего не помнит. Где порошок, пилка и прочее, понятия не имеет.

– Это вы сами всё потеряли и на меня сваливаете! – повторял П. Осликов.

Приговорили к наказанию: пять суток без компьютера. И приговор даже обжаловать не дали. Не слушали просто, и всё.

Хотя мама потом нашла свою стеклянную пилку в сумке.

Прекрасный мальчик

П. Осликов совсем не всегда был такой, как в истории с мылом. Иногда только.

– А что это ты делаешь в холодильнике, если у тебя в комнате на столе бутерброд? – спросила один раз мама.

– А я его уже съел.

– А на столе ещё грязная кружка!

– Нету у меня на столе кружки.

Мама пошла, посмотрела – и точно, не было на столе у П. никакой кружки. Он всё убрал.

– Иди чисть зубы.

– Так уже, уже почистил.

– Поди с глаз моих. Прицепиться невозможно.

– Так это ты меня воспитываешь так, что не к чему прицепиться, я-то тут при чём?

И П. Осликов ушёл.

Эта история произошла летом.

До первого сентября П. Осликов был прекрасный мальчик.

П. Осликов возвращается с дачи домой

Есть некоторая вероятность, что П. Осликов был такой прекрасный потому, что мало бывал дома. Он летом на даче жил, у дедушки. И маме не писал и не звонил. Нечего было. Чего они вообще хотят? Как дела, им рассказывать? Так не о чем же рассказывать. Было бы о чём – так и позвонил бы. Ну, или написал. Про своих знакомых сами ругаются, что те звонят с пустыми разговорами. А сами-то! С этими взрослыми разговаривать невозможно.

Но тут вышло одно дело. Тут уж надо звонить. Никуда не денешься.

– Скажите, нам нужен жук-плавунец? – по-деловому спросил в трубку П. Осликов.

Мама подумала и ответила:

– Велик ли жук?

– Достаточно велик.

– Вези.

Мама была очень хозяйственная. Больше – не меньше. Купила – не сгубила. В хозяйстве и верёвочка пригодится.

– Я ещё поймал трёх бабочек и мотылька, – обрадовал её П. Осликов.

– Бабочки – пусть летят. Черепахи бабочек не едят.