Читаем P.S. Я буду жить. Проснуться утром – это счастье полностью

Все захлопали, приветствуя музыкантов. Пол остановился и ослабил узел своего галстука. Прожектор янтарным лучом следил за ним, когда он передвигался по сцене. – Возможно, ваш сосед пригласил вас в шестой раз, и вы наконец согласились прийти, чтобы к вам больше не приставали. Некоторые люди смеялись, обмениваясь взглядами. Позади меня женщина зашикала на мужчину, который усмехнулся: «Лично я здесь ради бесплатного кофе».

Задняя дверь в церковную аудиторию заскрипела, и легкая полоска света пролегла в проходе рядом с моим креслом. Вошла воспитательница из детского приюта с плачущим двухлетним ребенком на руках. Она проводила сбор пожертвований, в то время как Пол указывал на флип-чарт на сцене.

– Знаете вы или нет, почему пришли сюда, у меня есть для вас серьезное предложение, – объявил Пол. За его спиной фотография с альпинистом на горной вершине сменилась на изображение огромного тридцатидневного календаря. – Мне хотелось бы, чтобы в ближайшие тридцать дней вы попытались что-то изменить в своей жизни. – Он сделал эффектную паузу, и все притихли, как будто это были не прихожане на воскресной службе, а толпа на Бродвейском шоу.

Мне стало любопытно, куда он клонит. В прошлом году не раз случалось, что я испытывала неловкость, ерзая на своем месте, будучи убеждена в том, что слова Пола предназначались именно мне.

Когда он говорил о беспорядочной жизни или о том, как грехи родителей могут отражаться на их детях, я вжималась в свое кресло, опасаясь, что лазерные лучи могут ударить из его глаз и поразить меня.

– Я хочу сказать, что такое тридцать дней? – Он пожал плечами и помолчал. – Тридцать дней – это четыре недели, один месяц… одна двенадцатая часть года! – Он подошел к самому краю сцены. – Я призываю всех вас прожить следующие тридцать дней как истинные христиане, – закончил он и покинул сцену.

Снова появился ансамбль и начал петь: «Мы едины духом». Все встали и присоединились к музыкантам: « И они будут знать, что мы христиане, в нашей любви, в нашей любви…»

Я не предполагала, что когда-нибудь буду стоять плечом к плечу с толпой незнакомых людей и петь гимны в церкви. Особенно этот гимн, со стихами, напоминающими деревенскую балладу, который рассказывает о боли, потере и о любви, большей, чем любой из нас мог бы себе вообразить. Я не знала, был ли здесь кто-нибудь по той же причине, что и я: попытаться прикоснуться к этой любви. Я – точно.

– Вы знаете, Джеймс Тейлор рассказывал, что он начал свою карьеру с того, что притворялся композитором песен? – Когда гимн закончился, вернулся Пол. – И посмотрите, что вышло из его «притворства»! – Он выдержал паузу и улыбнулся. – Я могу поспорить, что каждый в этой аудитории слышал его песню «У тебя есть друг», и не однажды. Я готов поспорить, что до того, как эта песня родилась, Джеймс Тейлор учился сочинять, бренчал по струнам до крови на пальцах и пел свои песни до боли в горле. – Пол направился к краю сцены. – Почему бы вам с сегодняшнего дня, вернувшись домой, не попытаться жить как истинные христиане в течение тридцить дней? – Он улыбнулся и развел руки в стороны шире, чем оперный певец во время оваций. – Любите друг друга… делайте что-нибудь для других… и молитесь.

Разговоры зажурчали как бухта после весенней оттепели, когда прихожане стали собираться, чтобы вернуться домой к воскресному завтраку. Я встала, надевая пальто, и размышляла над тем, что, собственно, он имел в виду. Что общего между попыткой жить как христианин и притворством, что ты – композитор? Я подумала, что было странно, что Пол не добавил каких-нибудь правил к своему предложению. Таких, как ходить в церковь по воскресеньям, например. Или читать Библию. В подобных ситуациях принято устанавливать правила, как линию на песке, которую не разрешается пересекать.

Вечером я отправилась на прогулку и заметила компанию соседских детишек, которые пели и хихикали, прыгая в кругах света вокруг фонарного столба. Маленькая девочка споткнулась и упала, и тут же другая бросилась к ней, чтобы помочь ей встать. Она присела и посмотрела на ее колено. Я наблюдала, как она наклонилась вперед и подула на крошечную царапину; я делала то же для моих собственных сыновей, когда они падали. И тогда мне в голову пришла мысль о том, что имел в виду Пол: возможно, единственное правило, которому мы должны следовать, – это доброта

...

Вера сама по себе, если она не подтверждается поступками, мертва.

– Джеймс 2:17

<p>Признание</p>

Дорогая Дэб,

– Я знаю, я должен сказать тебе об этом, мама, но я боюсь, что ты возненавидишь меня, когда услышишь это, – говорил Майкл своим ногам, дергая застежку-молнию его толстовки с капюшоном вверх и вниз. Он сидел рядом со мной на пассажирском сиденье моего уставшего внедорожника.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже