P.S. моей ученице

— Держи, — я отвлек девчонку от содроганий, протянув ей стакан с водой. Она не сразу откликнулась на мой голос, все еще смотря куда-то на пол, однако ладошками больше не закрывала свое лицо. Вика не спешила принимать напиток, все так же завороженно смотря себе под ноги, будто там сокрылись все ответы на ее вопросы. Только там ничего нет и узнать обо всем она сможет только от меня. Но хочет ли? — Почему ты плачешь? — поинтересовался я чуть мягче, присаживаясь рядом с ней на корточки.

— Потому что сделала вам больно, — ответила она тихим, тоненьким голоском, продолжая всхлипывать. Некоторое время я рассматривал не только ее покрасневшие глаза, но и лицо. Виноватое. Совсем невинное и ранимое. Вглядывался в покрасневшие глаза, наполненные влагой и горечью. И не мог оторваться от нее. Я бы вновь мог назвать это чувство отцовским инстинктом, только эта отговорка уже не срабатывала. В нее не верил ни я, ни окружающие.

— Ты и до этого делала мне больно, — парировал я, припоминая ее пощечину на школьной парковке в начале года.

— Но не настолько. Я задела ваши чувства и влезла в личную жизнь, — оправдывалась она, даже не обратив внимания на мой последующий ответ. Я не понимал, слышала ли она меня, возможно, просто ей плевать на то, что я хочу оставить это в прошлом, только вот она никак не хотела успокаиваться, продолжая свою речь. — Почему вы так спокойно разговариваете со мной? — спросила она, будто в ее голове не укладывалась элементарность этой вещи.

Будто она потерялась в бесконечных лазейках, в своих мыслях. Размышлениях. Но я не вникнул в суть ее вопроса. И я ответил первое, что сейчас мне пришло в голову. Что показалось правильным лично мне, а не сраному обществу.

— Потому что не хочу, чтобы ты плакала, — и я присел рядом с ней, вытирая подушечками пальцев ее щеки. Влажные. Немного липкие. Но такие родные и… родные. Мягкие, с нежной кожей. Я старался вложить в свое прикосновение все свои эмоции, надеясь в глубине души, что она вряд ли поймет мой позыв. Но эти надежды не оправдались. Вика не столь глупа, чтобы не понимать подтекстов. И этот момент не стал для нее исключением. Мраморные глаза не сразу посмотрели на меня, стараясь вновь рассмотреть каждую черточку моего лица, пытаясь взглянуть в мои глаза чуть глубже. Преодолев барьер, который я совсем недавно выстроил вокруг себя. И с каждой миной я замечал, как маленький кирпичик стены разрушается под воздействием заплаканных девичьих глаз, смотрящих на меня очень долго и пристально. Я первоначально понимал, что эта беседа ни к чему хорошему не приведет. Я вновь неосознанно старался открыться ей, показать, насколько она нужна мне. Как женщина. Как родная душа. Ведь она действительно мне небезразлична. Это уже не просто влечение, а какая-то тяга к этой девочке. К девушке. Вполне созревшей для любви. Только нужна ли ей моя любовь? Этого я предугадать не мог. — Выпей воды, — наблюдая, как она постепенно приходила в себя, а влага на лице больше не выделялась, я протянул ей стакан, который так и держал в свободной руке. Она выпила все практически залпом, не оставляя и капли, будто путник в пустыне, хотя понимал, что все это от переизбытка эмоций.

Я продолжал рассматривать красное лицо девчонки, присев теперь на диван рядом с ней. Ее ладонь, которой она небрежно вытерла рот после воды. Ее взгляд, прикованный целиком и полностью ко мне. Будто залипла на одном месте, и этим местом по каким-то странным стечениям обстоятельств оказался именно я. Однако я не препятствовал этому, хотя несколько минут назад все же злился бы из-за этого факта.

Мы смотрели друг на друга еще очень долго. Глаза в глаза. Я будто видел что-то глубже малахитовых глаз. Что-то очень важное для меня. И только спустя время я понял что именно.

Ее душу…

Душу, которую она захотела мне открыть. Душу, которую я могу поранить одним неосторожным движением. Только на тот момент я не осознавал, насколько далеко все зашло. Насколько я оказался близок к краху.

Спустя время мы начали разговаривать о какой-то ерунде, будто между нами ничего не было. Не было ссор, недомолвок. Будто я даже и не пытался все это время выкинуть ее из головы. Если быть откровенным с самим собой, я не старался это сделать. Не приложил нужных усилий. Почему? Потому что по-настоящему это не хотел. Точнее не так. Сердце не хотело вытеснять ее образ из занятого места. А разве там осталось место для этой девчонки? Однозначно. Так решили за меня, не удосужившись посовещаться лично со мной. А что бы я сделал в таком случае? Ничего. Не забыл бы. Не выкинул из головы. Вспоминал бы при любом удобном случае. Потому что это влечение к собственной ученице переросло во что-то большее, чем простой девичий образ в сознании. Просто я сам не хотел себе в этом признаться. Ни себе, ни ей.