Паблисити Эджэнт (СИ)

Иной раз глядишь на серого каменного монстра о трёх этажах с башнями по углам, с воротами, что танку с разгона не взять и оторопь берёт. А обернёшь-ся, стоит маленький, деревянный домик, и весь он такой ладный, весь в бе-лых кружевах, и в место крепостных ворот, простая калиточка, ну прямо глаз радуется. Но всё равно, монстра ли, пряничный ли домик, а всё лучше чем серая панельная застройка или того хуже новомодные нынче даун хаусы. Ну как не поймут эти горе проектировщики, ну нельзя в России строить одина-ковые дома, да ещё в сельской местности, природа этого не простит.

Сам Ялдыга с супругой жил в старом, но ещё очень крепком пятистенке, об-шитом строганной доской выкрашенной в тёмно-зелёный цвет. Этот дом достался ему по наследству и Михалыч утверждал, что ещё от прапрадеда. Врет, конечно, он вообще часто врёт, но врёт собака, интересно.

Жена Бориса Михайловича, Алевтина Яковлевна Бортнева, (его фамилию она не взяла, ну это и понятно), была женщина строгая, неразговорчивая, я бы даже сказал нелюдимая, но зато ужас какая хозяйственная. Со своего не-большого усада умудрялась закатать до полусотни банок компота, всераз-личных варений и солений, да ещё пожевать свеженького оставалось кое-чего. Одно плохо, это самое кое-что, на восемьдесят процентов состояло из крыжовника. Самый кислый, который я когда-либо ел.

Помимо сада содержала Алевтина Яковлевна немало живности на своём подворье, всякого рода циплёнки, поросёнки, и утёнки так и шныряли по двору в поисках чего-нибудь съестного. Стоило посетителю (а таких тут за день порой бывало не мало) задержаться во дворе, то вся эта пернатая орава слеталась к ногам горемыки и начинала с остервенением долбать его шнурки, принимая их, соответственно, за жирных червяков. Особенно доставалось девушкам, которые летом предпочитали носить босоножки, их тонкие, милые пальчики хоть и не напоминали червяков, но крашенные ноготки отчего-то ужасно притягивали к себе юную поросль нежвачных, парнокопытных, поросят то есть.

Сейчас должно быть, в холодную погоду, конец осени как-никак, вся эта ку-терьма скрывалась в тёплом дворе, и на улицу особо клювы и пятаки не вы-совывала.

Я подошёл к простым деревянным воротам, с прорезью для почтового ящи-ка и нажал на звонок. Обычно, в дни приёма, они оставались, открыты и лю-бой посетитель мог беспрепятственно пройти сразу к дому, но сегодня, когда чета Ялдыги-Бортневых никого не желали видеть, можно было проторчать возле ворот целый час, и никто из этой уважаемой четы и не подумает открыть нежданному гостю дверь. Хоть обзвонись.

Для такого случая имелся на воротах маленький секрет, одна из деталей на-личника ворот сдвигалась в сторону и открывала небольшое отверстие, куда нужно было просунуть палец и, нащупав щеколду, сдвинуть её в сторону. Вуаля, вот я и во дворе. Знали об этом секрете, сами понимаете, не многие.

Я приблизился к дому и постучал в окошко, и практически тут же в нём об-разовалось угрюмое лицо Алевтины. Она никак не отреагировала на мои приветственные улыбку и кивок, а лишь недовольно махнул рукой в сторону дверей, мол, входи, не заперто. Со стороны это выглядело очень не привет-ливо, но я не обиделся, нет смысла обижаться на человека, если такова его манера поведения, которую она наверняка скопировала с кого-то из своих старших родственников. Не помню кто, спросил у Борисыча чего у него жена такая..., нелюдимая, на что тот лишь пожал плечами и загадочно ответил, что у них там все такие. У кого у них, и где это там, он не пояснил, и даже не знаю, связана эта нелюдимость с отсутствием образов в доме, но икон у Ял-дыги сроду не водилось. Так о чём это я? Ах да, о том, что Алевтина Яковлев-на никогда не крестилась, и не поминала Бога, всегда ходила в черном и не отмечала никаких праздников, ни религиозных, ни светских.

Войдя в сени, я по привычке обошёл вёдра стоящие на самом проходе и толкнул дверь в избу, хозяйка занималась чем-то у печи и на вопрос, дома ли Михалыч, лишь невнятно что-то буркнула. Я скинул ботинки и как был, в носках, прошёл в переднюю, в дому было жарко натоплено, а цветастые половики не давали теплу улетучиваться сквозь щели пола в подпол.

Ялдлыга смотрел телевизор.

- Здорово Василий. - Протянул он руку.

- И тебе не хворать старый. - Пожал я протянутую сухую лапу, в который раз про себя поражаясь силе этой высохшей от времени руки, ведь Борису Ми-хайловичу было далеко за семьдесят.

- Какими путями?

- Да как сказать? - Я честно не знал, что ответить.

- Попутным ветром занесло, значит?

- Почти. - Я почесал затылок и вздохнул. - Тут такие вещи со мной начали происходить, что и не знаю о чём думать.

- А ты не лезь, куда не следует, глядишь всё и обойдётся. А счёт думать, ду-мать надо всегда о хорошем.

- Ещё бы знать, куда я влез. А то ведь совсем заморочили.

- А ты в церкву сходи. - И Ялдыга глухо засмеялся, попов он, за редчайшим исключением, сильно не любил, считая одну часть служителей культа само-зваными маклерами, а другую тунеядцами что, на мой взгляд немного предвзято.