Паблисити Эджэнт (СИ)

- Ша кра! - Не знаю, что такое сказал Боруд, но эффект оказался весьма не-ожиданный. Мужчина в дорогом костюме резко нагнулся к борцу и вдруг так правдоподобно зашипел, что я в испуге начал оглядываться по сторонам в поисках как минимум десятка огромных удавов, не знаю, правда, шипят ли они. Свист-шипение носилось от стены к стене странным эхом до тех пор, пока из-за прилавка не поднялся изрядно позеленевший Боруд.

- Вот так-то лучше, а теперь пшёл! - "Борец" неловко шевельнул руками, и как механическая кукла, потопал к выходу. Создалось полное впечатление, что им управляют, и только глаза продавца оставались прежними, живыми, в них плескалось бескрайнее море такой ненависти, что будь "перс" бумаж-ным, давно бы загорелся. - Иногда нужно подчинённых нужно ставить на место. Я, как-никак менеджер этого учреждения. - Проговорил "костюм".

Если честно я был слегка в шоке, потому ничего не сказал в ответ. Вся эта сцена наигранной ну никак не казалась, однако поверить в возможность управления человеком против его воли я не мог. Времена Лонго, знаете ли, давно прошли и оживление живых "трупов", и "левитация" на верёвочке сильно подкосили мою веру в сверхъестественное.

- Где там ваш договор? - Спросил менеджер, так и не дождавшись моей ре-акции. - Давайте его сюда, я его боссу снесу.

- А? Нет, не нужно, я сам. - "Костюм" недоумённо посмотрел на меня, явно чему-то удивляясь. - Есть просто несколько пунктов в договоре, которые я должен лично обсудить с вашим хозяином.

- Хозяином. - Почему-то повторил "перс", смотря куда-то мимо меня.

- Извините, я не точно выразился, с хозяином этого магазина. - Некоторым очень не нравится, когда ты называешь директора, босса или руководителя какой-либо фирмы их хозяином, есть в этом что-то холопское. Не знаю как у других, но у нас, у Русских, быть слугой какому-то конкретному человеку, считается зазорным, во всяком случае, для большинства из нас, а вот служить идее, вере или государству, нет. Всё-таки советский период подвыбил во многих моих соплеменниках чинопочитание, заодно, правда, и уважение к старикам.

Есть у меня один далеко не бедный знакомый с редким, для нашего време-ни именем Сафрон, и практически забытым отчеством Никодимович, и ре-шил сей нувориш завести себе прислугу. Домина большой, а жены нет, куда деваться бедному богатею? Понятия не имею, какого домостроя он там на-читался, и какого отношения он ожидал к себе от нанятых домработниц, но уж, наверное, не абсолютного безразличия к его правилам и пожеланиям, вперемешку с полным неуважением к нему самому. Его шпыняли, ему гото-вили отвратительную на его взгляд еду, он вечно мешал убираться и проти-рать пыль, к нему вламывались в кабинет во время важных переговоров по какому-нибудь малозначительному поводу. Его достали указаниями, какую мебель стоить выкинуть, а какую купить, невзирая на то, что вся мебель у не-го была антикварная, в общем, жизнь ни только не облегчилась, а скорее на-оборот. Бедный толстосум так извёлся за два последующих месяца после найма трёх мегер-уборщиц, что похудел на десять кило, бедняга. Ну не мог он поставить их на место, хотя на своей фабрике мог любого подчинённого в бараний рог согнуть. Вот почему? Кончилось тем, что он женился в третий раз, выставив, правда, одно условие своей супруге, ни за что не увольнять домработниц которых он нанял, пока те не взвоют.

- Это..., - поскрёб он себе кончик носа указательным пальцем, и при этом, очень смешно сморщившись - будет не так просто.

- А в чём дело?

- Ну, - снова замялся менеджер - ладно, сейчас попробую. - Он снова скрылся за дверью, оставив меня одного в неохраняемом магазине. Правда отсутствовал он недолго и, появившись в дверях, молча, предложил мне пройти, указав на дверь скрывавшуюся в темноте, в конце коридора.

Подсобные помещения магазина выглядели, мягко сказать, отвратненько, ремонт тут явно не делали со времён великой октябрьской социалистиче-ской революции, ну или, по крайней мере, со времён НЭПа. Грязные стены, протёртый, а местами и подгнивший деревянный пол, чёрный, никогда не мытый, потолок, электрические провода свисающие паутинами со стен, му-сор, грязь и вонь из заколоченного отхожего места. Я остановился перед дерматиновой дверью, похожая у моих соседей стояла, когда ещё Брежнев жив был, и без стука вошёл. Разительной перемены между коридором и ка-бинетом я не увидел, всё, то же самое, разве что туалета нет, да на стене ви-сел шикарный спортивный велосипед, по-видимому, это здание когда-то было коммуналкой.