Падь Золотая

— Ага. Давно я о водяных лыжах думал. Чтобы такие сделать, на которых по воде, как по земле, ходить! А недавно прочитал — есть уже водяные лыжи, успели изобрести. Сейчас мы грязевые сделаем. До таких лыж еще никто не додумался. Нужны две деревяшки, два ремешка! — возбужденно говорил Паша, приспосабливая к бревнышкам веревочки. — Вот сюда ставить ноги и шагать, как на простых лыжах. Подойти к Федьке. Вытащить его, вернуться обратно — и все… Ого! Не тонут лыжи, двоих удержат!

— Кто план выполнять будет? — уныло спросил Боря.

— Можешь, Борька, даже не говорить! — отрезал Паша. — Все знаю, что скажешь. Самый сильный, а боишься! Не хочешь первые в мире грязевые лыжи испытать, спасти товарища не хочешь?..

Боря посмотрел на Федю, который, не решаясь освободить руки, ожесточенно крутил головой, сгоняя паута. Потом вздохнул, махнул безнадежно рукой и, отстранив Пашу, ступил на бревнышко.

Вначале все шло хорошо. От легких движений ног «лыжи» медленно скользили по грязи. Грязь сзади пенилась я пузырилась. Боря приближался к Феде.

— Что, — крикнул Паша, — здорово?

— Хорошо… — едва удерживая равновесие, ответил Боря.

Вдруг одно бревнышко подвернулось, и — хлоп! — Боря взмахнул руками, неуклюже плюхнулся в черную и жидкую, как деготь, массу и погрузился в нее с головой. Через мгновение вынырнув, уцепился за ближайшую «лыжину», отплюнулся, помотал головой, сгоняя сползающую липкую грязь, и открыл глаза. Белки ярко блеснули, отчего лицо Бори, обычно такое добродушное, показалось прямо свирепым. Паша беспокойно облизнул губы. Боря тяжело вздохнул, посмотрел зачем-то на солнце и опять вздохнул. Беспокойство Паши сразу улетучилось.

— Понятно, — сказал он. — Надо будет в другой раз на каждую ногу по два бревнышка, тогда они не закрутятся. Немного, Борька, просчитались! Ничего, что искупались, зато научились. Держись… Попробуй грязь, а? Не кислая?

— Я уже попробовал. Когда нырнул, нахлебался, — откликнулся Федя. — Вонючая… Не пробуй, Борька.

— Не пробуй!.. — пробурчал, отплевываясь, Боря. — В нос и то попала…

Торопливо подошли дедушка и Женя с жердями.

— Очень хорошо… — Дедушка с неудовольствием посмотрел на ребят. — Ты-то, Боря, зачем полез? — сердито спросил он, подавая жердь.

— По плану…

— По какому еще плану?

— По Пашкиному. Не хотел вот, да опять поверил.

— Все-таки тебя этот постреленок подкараулил… Хватайся за конец!

Разведчик и главный повар до самой макушки были в грязи, только белели зубы и глаза.

— Так… — проговорил дедушка. — Ты, Боря, можешь мыться. Тыловой человек, и спрос с тебя невелик. А ты, Федор… С тобой особый разговор будет. Хорошо, нечего сказать… Это что? — Сердито топорща усы, дедушка показал на трясину.

— Трясина, — сбитый с толку тоном дедушки, неуверенно ответил Федя.

— А что это? — Дедушка ткнул пальцем разведчику в голову.

— Г… гголова… — совсем растерялся Федя.

— Голова! Вижу, что голова. А чья голова? Разведчика, вот чья! Полагается разведчику в грязь нырять? Представь-ка этой самой головой, что ты далеко на разведку ушел, сигналов не слыхать. Товарищи ждут тебя со срочным донесением, а ты, на-ко тебе, в трясине сидишь! Двойка тебе сегодня по разведке! Пошли на табор, говорить будем. Допутешествовались… Дьявол бы побрал эту фантастику!

На таборе не раздавалось ни смеха, ни разговоров. Дедушка вместо обещанного разговора, насупившись, сидел у дымокура.

Сжав голову руками, Паша шептал:

— «Кислый»… «Кислый»…

— Куда, Пашка, дальше идти? — заговорил Федя.

— Что ты пристаешь? Сидишь себе и сиди. Видишь — думаю.

— Не ссорьтесь, ребята, — сказал Женя.

— А что он пристает: куда, куда!

— Не пристаю я. Только шли мы всё на север, а сейчас на север идти нельзя… — как бы в раздумье произнес Федя.

— Почему?

— Болото. Прямо через падь не пройти. Куда ни сунешься, везде трясина. Обходить надо.

— Как — обходить?

— Не знаю еще. Разведывал я, да везде болото. Потому и спрашиваю. На запад, наверное… Там вершина пади.

— Вот тебе на!

— На запад?.. — поднял голову Паша. — Ты сказал, что на север не пройти, на запад сворачивать надо?

— Попробуй, сунься на север!

— Ребята! — Паша вскочил и обвел всех блестящими глазами. — Ребята, понял!

— Давай, Паша, давай! — С лица дедушки исчезла вдруг хмурость, оно сияло почти как у Паши. — Разгадал ты, кажется, загадку! Разгадал!

— Разгадал, дедушка!.. Женя, всё понял!

— Что ты понял? — спросил Женя, не понимая, чему они радуются.

— Мы правильно идем! Правильно!

— Я же тебе сказал, что грязь не кислая, а вонючая. Вон и Борька скажет, — проговорил Федя.

— Не кислая, — подтвердил Боря.

— Не надо «Кислого»! Прошли мы его. Не надо! Все хорошо! Тра-та-та! Тра-та-та!.. — Паша пустился в бешеный пляс.

— Дедушка, что он? Я не понимаю… — растерялся Женя.

— Пусть попляшет. Пусть душеньку отведет. Кажется мне, Женя, что он «Описание» разгадал. Ух, ты, в пору и мне плясать!

— Тра-та-та… Тра-та-та!.. — выписывал Паша замысловатые коленца.

— Павлик!.. — тронула его Наташа.

Паша, часто дыша, остановился, а остроносенькое загорелое лицо его сияло счастьем.