— И что пфальцграф? — спросил Дитрих.
— Больше не женился. Живёт бедно. Хозяин оказался слабый. Половину земель продал. Так сказать, пребывает в тисках благородной бедности. Сдал, старик. Вот дочь подрастёт и тогда он сможет подняться. Всё же титул и нужные знакомства при дворе кому помешают? И дочь хороша́.
Того трезвый не ведает, что хмельной говорит. Граф заёрзал на стуле. Хмель брал слабо. Напряжение не спадало. Чувство тревоги не отпускало.
Карл встрепенулся, неожиданно вскакивая, опрокидывая стул:
— Всевышний! Так эта ж компаньонка вашей графини и есть пропавшая старшая дочь Россена!
Братья переглянулись, а Фальгахен продолжил.
— Так сейчас всё может по-другому повернуться! — оживлённо воскликнул он. — Старшей-то дочери двадцать пять, да? — улыбнулся он, вспоминая зеленоглазую красавицу. — А как она к венграм попала? — обвёл он братьев соловым взором.
Видя, что брат мрачнее грозовой тучи, Дитрих решил проявить инициативу:
— Не больно она разговорчивая, — и, получив от его сиятельства под столом пинок по ноге, подпрыгнул от неожиданности. Сделав вид, что тянется за кувшином с квасом, сказал: — И не она это вовсе. Эта помнит своих родителей, — ответно двинул Герарда по ноге. — Помнит, — подтвердил слова кивком головы, словно хотел убедить в этом себя.
Фальгахен опять задумался, слегка покачиваясь на стуле:
— А когда свадебный пир предполагаете провести?
— Как Ирмгард выздоровеет. Думаю, не раньше, чем через три недели, — Герард чувствовал непомерную усталость. Сегодня сосед раздражал его сильнее обычного.
— Что-то я устал, — Карл, с поникшей головой попытался выйти из-за стола. — Отдохнуть пора. Девку пришли. Ты знаешь, каких я люблю.
Его сиятельство сделал знак вошедшим слугам. Те, подхватив гостя под руки, помогли ему подняться.
— Хороша́ девица… Глаза… Такую быстро загребут… Не посмотрят, что бесприданница… — глухо бормотал Фальгахен, уводимый слугами в гостевые покои.
— Слыхал? — Бригахбург недовольно смотрел на брата. — Что делать будем?
— А что надо делать? — наполнил Дитрих пустые ёмкости вином.
— Похоже, наш сосед озаботился, — сдавил граф кубок. Костяшки на пальцах руки побелели.
— Карл? Да никогда он не возьмёт в жёны бесприданницу! Он Еву не хотел отдать тебе, пока не разнюхал про наши… — барон замолчал, оглядываясь. — Принесло его снова. Всё ему неймётся. Только опоздал. Везде, — хохотнул он. И уже посерьёзнев, добавил: — Узнать бы, кто ему проболтался.
— А кто говорит про жену? — вскинул голову Герард. — Бесприданницу продать можно или определить в воспитатели, экономки, компаньонки. Она грамоте обучена, языкам.
— А она та или не та? — проронил Дитрих, чувствуя, что пить уже не хочется.
— Не знаю. Говорила, что приёмная дочь и родителей своих не знает, — протянул сиятельный. — Фальгахену её отдавать нельзя. Сгубит.
— Дела… — попытался присвистнуть барон. — Если та, то Россен заберёт. А если не та, то… не заберёт.
Бригахбург нахмурился. В голове всё перепуталось. Перед глазами тёмными омутами стояли глаза русинки, полные непролитых слёз.
— Ты скоро женишься, Ирмгард женится, у меня жена уже есть, — донёсся до него заунывный голос Дитриха. — Видел, что Бруно вокруг неё вьётся. Вот он свободный получается. И при титуле, — пьяно рассмеялся красавчик, услыхав путаную ругань брата. — И вижу я больше, чем ты думаешь. Нравится тебе она. И мне нравится. И ничего с этим не поделаешь, — устало закончил он, поглаживая лоб, где красовался ответ иноземки на проявление его симпатии.
Чем это может стать? Наташа сидела на подоконнике и вертела в руках тканевые лоскуты, понимая, что вот так просто ей не пошить мягкую игрушку для пятилетнего мальчика. Нужно полное представление о том, что это будет. Нужен рисунок и выкройка. Вздохнув, она пошла на третий этаж.
В который раз посетила мысль: почему на двери кабинета нет замка? Бригахбург не боится кражи? На самом видном месте в свободном доступе стоит шкатулка, в которой находится мешочек с немалой по этим временам суммой. Дотянулась до неё, открывая. Засмеялась. Новый кошель, туго набитый золотыми монетами, лежал на прежнем месте.
Её давно интересовала дощечка в виде книги на столе. Открыла. Цера! С углублением для заливки воском! Как же, видела в учебниках по истории! Типа записной книжки ещё со времён Древнего Рима. А вот и стилос вместо карандаша. В цере можно набросать детали выкройки, а затем срисовать на бумагу.
Коричневый, серый и чёрный цвета лоскутов наводили на мысль о собаке. Пусть будет собака. Сначала внешний вид… Потом выкройка…
Спокойная рабочая обстановка в кабинете располагала к творчеству. Правда, быстро темнело.
Лучшего момента рассмотреть свитки и дощечки на полках не подберёшь. Никто не помешает. Да и если кто-то войдёт, то не застанет её ни за чем плохим.