Падь

Позади стола вся стена занята массивными широкими полками, уставленными огромными тяжёлыми книгами в толстых кожаных переплётах. Их совсем мало. Пальцы дрогнули от желания прикоснуться к раритетам. Зато много свитков и деревянных тонких дощечек, собранных и связанных кожаными ремешками. Свитки, различные по величине и цвету, хаотично лежат на разных уровнях, всё же, видимо, подчиняясь какой-то системе.

У камина стоит низкий широкий шахматный столик с расставленными на нём крупными шахматными фигурами. Наташу удивила однотонность светлого клетчатого поля. Два деревянных кресла с плоскими подушечками на сиденьях — под стать столику — составляют мебельный гарнитур.

У стены — между дверью и полками — резная скамья с подлокотниками и длинной плоской подушечкой на ней.

Девушка с сожалением отметила, что в кабинете тоже давно не прибирались. Глянула на мужчин. От неё не укрылись их любопытные взгляды. Они рассматривали её, как диковинную зверушку. Раздражаясь, Наташа вопросительно подняла брови.

Бригахбург, садясь за стол, сказал:

— Прежде, чем сюда придёт графиня, проясню относительно тебя.

Началось. Она смотрела в пол, не поднимая головы. Мужчина, приняв это за готовность выслушать его, продолжил:

— Сейчас всё будет зависеть от того, насколько ты будешь правдива, — не видя её лица, не мог определить реакцию на свои слова. Это раздражало. От неё можно ожидать чего угодно. — Думаю, тебе пора рассказать, кто ты и что с тобой произошло.

Она оттянула пальцами ворот платья, натирающий шею, словно удавка:

— Вы уже всё знаете. Мне нечего добавить.

— Если ты думаешь, что я поверил в то, что ты потеряла память, то нет. Ты не выглядишь больной или растерянной. Допускаю, что при падении в реку тебя могло прибить к нашему берегу. Почему ты не говоришь, кто ты и не пытаешься вернуться домой? Тебе нужно, чтобы тебя сочли погибшей? — его сиятельство следил за состоянием иноземки. — Ты — не простолюдинка. Пока не скажешь своё имя и титул, так и останешься приблудой, моей пленницей, моей рабыней.

Наташа вздрогнула. Пленницей? Рабыней? Как же так? Рабство? Что за чёрт! Пусть граф привез её к себе, но он из-за неё никого не убил и она не его трофей. Он её не купил. Почему же она пленница или рабыня?

Что девушка знала о рабстве? Раб — собственность владельца. Рабство существовало вплоть до двадцатого века. В настоящее время, в двадцать первом веке, рабовладение официально запрещено во всех государствах мира. Последний запрет введён в Мавритании в июле 1980 года. Последней территорией рабства стал американский штат Миссисипи. Там рабство отменили в феврале 2013 года.

— Разве вы взяли меня в плен или купили? — язык поворачивался с трудом.

— Я добыл тебя в бою и привёз в свой замок.

— Неправда, вы не добыли меня в бою, — подняла она глаза на мужчину, с неприязнью глядя на него в упор. — Вы нашли меня и никого из-за меня не убили. Вашей целью была встреча графини.

— Тем не менее, ты здесь, в моём замке, — прямолинейность девчонки уже не удивляла Бригахбурга. Она не проста, хоть и глупа.

— Я хочу уйти отсюда, — встала Наташа.

— Ты остаёшься. Мы ждём графиню.

— Вы не поняли… Я хочу уйти из замка.

Герард сжал челюсти. Наташе показалось, что он скрипнул зубами. Предчувствие надвигающейся опасности накрыло удушливой волной. В ушах нарастал гул. Она усилием воли сдерживала нарастающую панику.

— Вы не можете удерживать меня насильно.

— Могу. Я здесь хозяин. Ты должна либо рассказать всё, либо подчиниться и делать то, что я прикажу. А за дерзость велю тебя выпороть.

Наташа молчала. «Выпороть…» — стучало в висках. Темнота сгущалась вокруг неё. Света, даже искры его, не было видно. Исподлобья поглядывала на хозяина положения. Ситуация, в которой она оказалась ничего хорошего не сулила. Граф держался высокомерно и уверенно. Конечно, он у себя дома. Его братец ещё со встречи ночью на крыльце показался не лучше. На благожелательное отношение рассчитывать не приходилось. Бруно? Где этот Бруно? Он — один из них. Они живут по волчьим законам, творят, что хотят. Съедят неугодного и не подавятся. Кто она для них? Никто! Даже произнести её имя считают для себя оскорбительным. Никто ей не сможет помочь. Девушка чувствовала, что «заводится». По телу медленно, как прилив, поднималась волна негодования и протеста. Как сквозь вату услышала:

— Ты молчишь, и я понимаю, что дальнейшая твоя судьба тебя не заботит.

— Нет, не заботит, — с лёгкой ухмылкой Наташа подняла на него глаза. — Ну, что вы мне сделаете? Выпорете? А потом? Повесите, четвертуете, сожжёте? — Она встала и, упершись руками в стол, нависая над ним, приблизила лицо к мужчине. В висках появилась боль. Перед глазами мелькали яркие точки. — После того, что я уже прошла, мне ничего не страшно. Я не боюсь вас! — Стиснув зубы, она хлопнула ладонью по столу.