Падай, я ловлю (СИ)

– Ты выставила условие, я достиг той точки, когда готов на него согласиться. Видеть, как ты летишь с высоты – не самое приятное зрелище.

– Седьмой этаж…

– Решу.

– Почему-то кажется, я знаю как, – бурчу себе под нос.

– Отличная возможность продемонстрировать Даниилу, что свою возможность он благополучно просрал, – флегматично пожимает плечами. – Что не устраивает?

– Все устраивает, – мямлю негромко.

– Так не пойдет. Я должен знать, что у тебя в голове. По голосу слышу, расстроилась.

– Я жила там с другим мужчиной. Я любила его там и думала, что он – меня. Мы там… на всех, блин, поверхностях. Тебе, якобы влюбленному, как?

Родион с такой силой сжимает руль, что набухают вены на руках. Видимо, представил.

– Об этом не думал.

– Можно второй. Терпимо.

– Терпимо – это не ко мне, – режет раздраженно. – В доме два подъезда, две квартиры на первом. Одна мимо, значит, нам нужна вторая. Буду думать, как ее получить.

– Другой дом – не вариант?

– Последний. Гораздо удобнее держать всех на виду. Можно зайти, почуяв дым. Как вчера.

– Поняла. Но там же кто-то живет, да?

– Сто процентов. Мы свои выкупали на стадии котлована, как и остальные. Мужика с первого, чью купил Борисов, грохнули весьма кстати.

– Не Даня же? – бормочу ошалело.

– Нет, конечно, он своими руками только сиськи мять умеет и, надеюсь, подтирать жопу.

– Я ничем подобным точно не занималась, – заверяю поспешно.

– Это радует, – с трудом давит улыбку. – Не знаю, как бы смог смотреть на тебя после такого.

– Дурак, – фыркаю и смеюсь, не выдержав.

– Зотов мог, точнее, его парни, – говорит вдруг. Абсолютно серьезно. По спине летит мороз, но с комментариями не лезу. – Но это не мои методы. Выясню, кто там обитает, дальше буду думать.

– Геморрой на пустом месте, – вздыхаю.

– Разве? – хмыкает. – Одна из первостепенных задач мужчины – сделать жизнь своей женщины простой и комфортной. Совместное жилище – фундамент.

– Квартира отца на втором. Жила как-то…

– Как-то – не ко мне.

– Довыделываешься, не дам тебе потом развод, – пытаюсь перевести все в шутку.

– Подвешу тебя за ногу с крыши, подпишешь что угодно, – подкалывает, а я веду плечами и бросаю взгляд на его ручищи. Может себе позволить.

Возразить нечего, от мерного рева мотора и пережитого клонит в сон, но чуть только начинаю клевать носом, он ворчит:

– Куда собралась? Развлекай меня беседой, если не хочешь, чтобы и я вырубился.

– Простой и комфортной, Родион, – бормочу сонно и пристраиваюсь поудобнее, ехидно ухмыляясь.

– Никто не идеален, – нагло похлопывает меня по бедру.

– Мог бы рассказать о том, что происходит, – замечаю пространно.

– Это – точно на свежую голову. Хочу послушать о твоей семье. О детстве.

– Ничего интересного… и ты и так знаешь. Брат – участковый, папа – алкаш. Мама умерла, когда мне три было, а Ваське шесть.

– Что случилось? Молодая еще.

– Она в круглосуточном магазине работа, продавцом. Хотели ограбить. Точнее, ограбили, она всю кассу выгребла. А потом сообразили, что опознать может, по голосу, – хмыкаю горестно, а он зачем-то берет меня за руку. – Ножом в живот и деру. Пока зашел посетитель, пока скорая…

– Мне жаль. И ее судьбу ты не повторишь, даю слово, – сжимает мои пальцы, а я прикрываю глаза. Приятно. Забота, участие, прикосновение. Он. Черт…

– Бабушка по папе тогда еще жива была, она к нам перебралась, – продолжаю говорить, чтобы не зацикливаться на собственных ощущениях. – Папа работал. Выпивал, но нечасто. А через год и ее не стало, тогда уж сорвался. Но мы мелкие, ничего не соображаем, это я уже от соседок позже наслушалась. К тому моменту, как начали понимать, папа уже так плотно пристрастился, что только рукой махнуть. Он на водке только и функционирует: вроде помногу и не пьет, но часто. Мне кажется, если его зашить, сразу все органы одним махом откажут.

– Вряд ли это именно так работает. Буйный? Ты там про шкаф что-то говорила.

– Нет, ни в коем случае! – ужасаюсь даже мысли. – Папа хороший, нас с братом никогда не обижал. Наоборот, баловал, в меру возможностей. И работал до самой пенсии, токарь он у меня. Поселок-то заводской, ну, ты знаешь, наверное. Или погоди, ты из другого города же?

– Из этого, – улыбается. – Я вырос, окончил приличный ВУЗ, и мы вернулись. Маме тут лучше, знакомых много. Да и на кладбище столько родни, считай, корнями вросли. Так что со шкафом?

– Папа один никогда не пил, – морщусь от воспоминаний. – В основном сосед с пятого приходил. Он сам-то тоже спокойный, но уж больно компанейский. Под его песни начали захаживать другие. Папе много не надо, он принял и вырубился, а этому скучно, двери нараспашку. Полезла мразь… а мне куда деваться? Когда совсем труба, к соседям сбегала, принимали. Потом другой выход нашла, шкаф свой, людям-то чужим сколько можно досаждать? У всех своя жизнь.

– Отцу говорила?

– Говорила. А толку? Он соседа отчитал, тот покивал, а потом все по-новой. Брат пытался объяснить, что им не рады, но куда ему с тремя-четырьмя мужиками тягаться? Да и работал он в ночь часто, те тоже не дебилы, когда он дома не лезли.

– Ясно. Кем работал?