Все было хорошо, не нравился только настрой этого Тортыбекова, который-таки предпринял еще пару нелепых попыток за мной поухаживать- несколько помпезных букетов цветов и больших брендовых пакетов с «подарками», которые были отосланы назад даже без распаковки… После очередного такого дешевого подката уровня провинциальной содержанки, который пришелся как раз на этап активной проработки проекта с моими ребятами, я попросила связаться с его помощником и добавить еще один пункт в наш договор, нарушение которого неминуемо приведет к разрыву контракта с заказчиком. Оно включало единственное условие – никакого общения напрямую с ним. Только через профессионалов, непосредственно вовлеченных в проект. Хочет что-то по делу- пусть передает через посредников, пусть работает через моих помощников, но не через меня… Хотела максимально его от себя дистанцировать, не церемонясь. И в этом была, наконец, такая легкость… Я получила такое удовольствие от того, что по сути впервые в жизни была свободна в том, чтобы вот так дерзко, решительно, безапелляционно отвергнуть очередного раздражающего, властного человека в своей жизни… Я не боялась его, я не зависела от него. Я вообще теперь ни от кого не зависела, это чувство окрыляло.
Приехала на площадку, туда, в горы, когда уже был декабрь. Не самое лучшее время для начала работ, но предоставленный нам проект и уже частично реализованный на местности другим подрядчиком оказался действительно халтурным и даже в каких-то вопросах аварийным. Требовались серьезные изменения, над ними и пришлось поработать несколько дольше, чем планировалось изначально, поэтому начали не в сентябре, сухой и солнечной в горах осенью, а в непредсказуемый декабрь – когда в первый день может пойти дождь, на следующий – будет пригревать совсем не зимнее солнышко, а на третий все дороги занесет метровыми снежными сугробами…
Мы были на площадке уже пятый день. Я заметно подустала, планировала осмотреть все на местности и уехать обратно намного раньше, но как-то не клеилось с местными строителями, прораб заметно нервничал, больше привык к покладистым пакистанцам и бангладешцам, а не к гордым кавказским мачо, каждый из которых свято верил, что на самом деле заслуживает как минимум владеть такой гостиницей, а не строить ее, просто пока по какой-то, совершенно не зависящей от него, несправедливой причине он должен кирпичи таскать, а не шампанское попивать, смотря, как работают другие.
Мы жили в ближайшем отеле, который располагался в тридцати километрах от стройки. На районе пока не было ничего, никакой инфраструктуры. Приходилось каждый день ездить, да и условия жизни были, мягко говоря, отличные от комфортных дубайских… «К хорошему быстро привыкаешь»,– усмехнулась я про себя в очередной раз,– а ведь когда-то жила так, что даже за ледяной, родниковой водой приходилось ходить через все село, что уж говорить про горячую воду, которую мы грели в ведрах на маленьких газовых плитах… Мое село… Даже вспоминать было больно… Оно теперь неизменно у меня ассоциировалось с ним… И хотя мысленно я понимала, что до него рукой подать, туда ехать я не решалась… Да и к кому? Мой дом ведь в свое время выкупил Алмаз… Господи, как же опрометчиво было с моей стороны вот так понадеяться на то, что время многое заглушило и залечило, и приехать сюда. На фоне этих высоких гор, этой бурной реки, темных скал и темно-зеленой роскоши лесов воспоминания о нем стали как никогда острыми и буквально поедали меня изнутри… Он мерещился мне повсеместно. Казалось, вот, сейчас, выйдет из чащи или проедет на своем внедорожнике… Смешно и глупо… Я ведь знала, что он даже не в России, как отсидел свои два года- на этот раз по УДО выйти не получилось, так как была вторая ходка, сразу уехал в США, на другой конец земного шара… Теперь у него даже день начинался тогда, когда я спала… Вот что значит несудьба…