Падая за тобой (СИ)

Поднимаю глаза на Аушерова молча киваю.

— Дым Отечества сладок и приятен? — все с той же иронией продолжает он.

А я про себя опять печально усмехаюсь… Чего-чего я не могла понять в этом мужике, так это сочетание несочетаемого- с одной стороны, жестокость и быдлячество, с другой- стремление к чему-то возвышенному, даже та же тяга к литературе, он ведь, очевидно, любил читать… Вон, опять громкая цитата из классики… Как это все в нем уживалось? Интересно, существует ли баба, которая готова разглядеть в нем своего мужика… Есть ли та, кто смогла бы его полюбить… Наверное, были… Всегда находятся… Вон, как по Арсену с ума сходило Полмосквы… Да даже та же Карина… Наверное, у Тимура драм не меньше за плечами… Почему же мне так гадко… Почему же от одной мысли о том, что заставит под себя лечь, становится так тошно, что всю дорогу грешным делом молила Бога, чтобы наш самолет разбился… Что-то не так во мне, не получается приспосабливаться, как кошке… Под любого хозяина… Да, пусть я бесправная, пусть вынуждена мириться с такой участью физически, мое сердце день ото дня от этого обливается кровавыми слезами… Была бы я посмелее, вырвалась бы давно из этого порочного круга, но я слабая овца, молча сносящая свою участь, сижу, годами насилую себя… Не я одна такая, нас тысячи…

Он привез меня в какой-то дом в столице руспублики. Наверное, его резиденция тут… Такая же холодная и мрачная, как его вилла в Подмосковье, где мне когда-то пришлось вопреки своему желанию побывать. Зачем он притащил сюда, почему мы не остались в Москве… Наверное, ему кажется, что здесь легче мною управлять… Что некуда мне тут бежать, негде скрыться… Да и в целом, тут его власть намного больше… Здесь он- влиятельный мужчина, крупный бизнесмен из Москвы, а я- разведенка, без документов, без кола и двора… У меня ведь и родственников-то не было, а все знакомые- и то в селе, до которого не доехать-не добраться вот так сходу с равнины… И с кем из них я связь держала… Ни с кем… Для них я была ненавистной теперь женой олигарха. Бывшей полурусской босячкой, возомнившей из себя теперь царицу.

Проводил наверх.

— Это твоя комната. Располагайся. Отдохни. Помойся. В шкафу одежда. Что-нибудь красивое надень только.

— Зачем? — спросила я равнодушно-апатично…

— Затем, — резко ответил он мне, — затем, что хочу смотреть на красивую телку, а не на загнанного, заплаканного зверька, — развернул к себе за плечи.

— Камила, ты не девочка. И я тебе не мальчишка. Хули тянуть. Ты не сбежишь. И не отвертишься. Так что сделай так, чтобы и тебе, и мне не был облом. Я все равно свое возьму, только если ты будешь сопротивляться, тебе будет плохо… И во время, и потом… А хорошо себя поведешь, я обещаю, тебе понравится… Я умею очень хорошо делать женщинам, поверь, — трогает меня сквозь джинсы между ног, шепчет на ухо, а мне хочется блевануть, — такая узкая, словно девочка, там в машине, еле сдержался, чтоб не вставить… И не скажешь, что столько лет под Арсеном лежала, что ребенка родила… Не ошибся я в тебе… Отменная ты баба, породистая… Такие во всех возрастах на вес золота… Так что давай, не беси меня, не теряй мое расположение, пока я добрый. Нормально делай — нормально будет. Приводи себя в порядок и спускайся веселая вниз. Поужинаем, дом тебе покажу, а потом хорошенько потрахаемся…

Похлопал меня пренебрежительно по щеке пару раз, развернулся на каблуках и вышел, а я в очередной раз за день сползла по стене на пол… Убитая, раздавленная, уже попользованная… Хоть он даже еще и не начал делать со мной ничего из того, что задумал…

Я спустилась вовремя, понимая, что мое промедление только еще больше его выбесит. Не время показывать зубы… У меня сын, можно сказать, один, в чужой стране… А я в лапах у этого чудовища… Мне во что бы то ни стало нужно сделать так, чтобы он не озверел и не запер меня здесь окончательно… Задобрить его… Как бы ни было тошнотворно… Ради ребенка я вытерплю все унижения… Страшно была за Алана. Если Капиев мне такую подлянку с бумагами сделал, он мог спланировать что угодно в отношении моего мальчика. Хорошо хоть, я поселила их в неизвестном для него месте, не на этих проклятых виллах на Пальме… Иду на негнущихся ногах. Внутри все переворачивается от предвкушения всего ужаса… Аушеров уже сидел за большим, массивным столом, копошился в телефоне, не притрагиваясь к еде, типа ожидая меня. Какая неуместная галантность… Поднял на меня взгляд, окинул с ног до головы, не поняла, устроило его увиденное или нет. Я не стала напяливать эти наглые открытые платья, которыми он завесил весь шкаф. Надела единственное более-менее приличное. Черное шелковое в пол. Хоть какая-то, бутафорская завеса от него…

— Черный тебе к лицу. Всегда отмечал про себя. — сказал, указывая на стул напротив. Сесть не помог. Значит, у галантности есть предел…

— Ну что, расскажи-ка мне, красавица, как до жизни до такой докатилась? — спросил бодро, накладывая салат в тарелку.

— Что именно тебя интересует?