Падальщик

— Было это так давно, что и не помним сами. А только, вроде бы, царь наш тогда решил с соседом подружиться, да и повелел назвать нас так же, как тот другой царь называл свой народ. А чтобы старое наше имя извести, да и другим именам наперед не дать появиться, наш царь повелел нам все свои имена забыть И не иметь их более. Да только то имя соседнего народа, что дал нам царь, как-то сразу забылось, — никто не смог его ни произнести, ни выучить. А как скоро и свои имена мы забыли, то и назвались в конце так, как соседи начали нас называть.

— А что же царь ваш тогда?

— А царей у нас с той поры не стало. Как свои имена забыли кто сильней, все вместе за тем и ходим.

Тогда спросил путешественник:

— Ну а что стало с тем соседским народом, чье имя тогда вам ваш царь дал? Живы ли те еще?

— Живы, конечно, — отвечали балбесы, — но их-то общее имя им не навязывали, и своих собственных имен они не забывали. Пришел срок, поменялись имена всех отдельных людей в том народе, и тогда сменилось их общее имя.

Встал тогда с места путешественник и так обратился к окружавшим его людям:

— Люди! Ибо так хочу называть вас, а не балбесами. Довольно вам быть стадом зверей — ленивых и неухоженных. Ибо люди вы, живущие в красивой и богатой стране, — примите же каждый имя себе, и не надо вам будет зваться больше балбесами. Не придется вам больше есть гнилую картошку, не придется жить в землянках. Сможете понимать и любить друг друга, и творить великие дела, и строить на земле вашей красивые города. И когда будет у каждого из вас свое имя, сами собой дадут все ваши имена одно имя народу вашему. И станет тогда ваш народ счастливейшим и богатейшим на земле.

И еще говорил им:

— Ибо нет сейчас у вас, балбесы, глаз и ушей, чтобы видеть и слышать мир вокруг, а есть у вас только руки, чтобы хвататься друг за друга и плестись друг за другом вереницей. Руками этими отнимаете друг у друга, а то, что рядом растет и что свободно взять можете, не видите. И то, что рядом птица поет и ручей плещет не слышите, — и лишь когда бьют вас по голове, тогда чувствуете. Прозрейте же, возьмите каждый себе имя!.

Так говорил он, и удивлялись балбесы. Но возроптал вдруг из них сильный один, которому жалко стало силы своей:

— Чему учит! Чтобы мы имя отцов наших и дедов забыли! Он заслан к нам, наверное, врагами, которые боятся силы нашей и нарочно разобщить нас хотят. Вспомните, какая сила мы, когда вместе по лесу идем — все от нас трещит да бежит. И хоть и сами мы не знаем, куда так идем иногда, а по одному и вовсе растеряемся.

И путешественник отвечал ему горько: 1 — Жалко тебе стало силы своей, а не имени. Но того не знаешь, что сила твоя понадобится во сто крат более, если имя себе самому дашь, и если люди вокруг тебя каждый свое имя иметь будут. И силой своей делиться с другими будешь с радостью и помогать будешь другим строить страну свою.

Но опять возроптал сильный, ибо думал он, что если делиться силой, то станет ее меньше:

— Что хочет! Все, кто имя себе дадут, по древнему нашему обычаю перестанут быть общиной нашей, ибо балбесы мы — балбесами были, балбесами и останемся. А этот извести совсем хочет древний народ наш!

И путешественник отвечал ему:

— Народ ваш сам себя изводит давно уже, и если не проснетесь и не дадите каждый себе имя, истребите себя окончательно. Тебе же скажу, что сила твоя, как дерево дождем, питается радостью других, и как от жары сохнет дерево, так и сила твоя сохнет от горя, что приносит другим. Смотри же, не высуши силу свою так, что будет проще ее сломить, чем сухую ветку.

И в третий раз возроптал сильный:

— Что говорит! Переведутся на земле балбесы, если послушаем его. Зачем же тогда, столько лет балбесами жили? Что, чужеземец, неужто говоришь нам, зря жили?

И путешественник отвечал ему:

— Воистину страшна будет участь последнего балбеса, оставшегося без своего имени, — ведь по обычаю вашему должен он будет убить самого себя, ибо будет он балбес в единственном числе. И вот этот-то последний балбес и живет в вас всех. Его боитесь больше всего на свете, ему молитесь. Он теперь царь ваш и бог, но не вы сами. С опаской и недоверием глядите на каждого, кто обычай нарушая, дает сам себе имя, и гоните его, и проклинаете, и выметаете прочь из памяти. И тревожно друг друга блюдете, — следите за тем, чтобы не стало вас меньше; чтобы не остаться вам на земле последним балбесом. И так изводите сами себя.

Балбесы еще более удивились словам его, а сильный замолчал на время.

Стали тогда прочие балбесы спрашивать путешественника, как им себе самим имена придумать. Путешественник же отвечал им:

— Ничего не надо вам придумывать. В себя смотрите, в желания свои и в мысли. Все есть в вас. На других не смотрите, нет в их именах для вас ничего. Огонь себе имя не одалживал. Имя огня — треск поленьев, и запах дыма, и слабость от воды, и сила от суши, и ожог, и тепло. И все знают огонь по имени и не спутают его с другим. Вас же каждого никто не знает, ибо все вы на одно лицо.

Заныли балбесы:

— Научи ты нас смотреть в самих себя, чтоб было у нас у каждого свое имя, как у огня!