Падальщик

Жили люди в деревне бедно, и от того, что развлечений было мало, а керосин зря жечь что ж, — занимались часто и без всяких мыслей о контроле за рождаемостью любовью, — от этого деревенька эта, как и огромное количество подобных ей в стране, была полна голопузых и голопопых маленьких тайцев, которые засунув в рот грязные пальцы и растирая по лицу сопли, смотрели, как заезжий человек пытается приучить взрослых к своей бесполезной карте. Подросши, эти тайцы пополняли рынки рабочей силы крупных городов, — прежде всего, конечно, Бангкока. Большому важному городу, однако, для заполнения приличных вакансий столько подросшего народа было не надо, и добрая толика в прошлом голопузых и голопопых малышей в скором времени придумывала для себя вакансии сама — где могла и как умела.

Ли-Вань рос в семье без отца, которого не помнил. От отца ему осталось в наследство только непривычное для Таиланда китайское имя. Мать кроме него воспитывала еще маленького брата; существовали они все вместе за счет семьи дяди, жившего по соседству и помогавшему им время от времени мешком риса и связкой фруктов, и иногда поручавшим им продать у дороги излишек уродившихся сверх меры бананов и награждавшим их за это мелкой денежкой.

Когда Ли-Ваню было восемь лет, дядя умер, и помогать одинокой матери стало некому: вдова дяди после его смерти потеряла наделы риса в споре о каком-то долге и стала нуждаться сама.

С этого момента началось для Ли-Ваня тяжелое время: мать стала подолгу уезжать в город, на месяцы оставляя его у соседей. Приезжала потом на день-два, щедро одаривала соседей за заботу о сыне, привозила ему из города яркие игрушки и конфеты, возилась с ним. Он обожал ее, но не понимал, почему она не хочет рассказать всем, какая она в городе важная, — ведь она привозила столько денег. Однажды, он при людях стал приставать к ней, чтобы та рассказала, где работает. Он помнил как мама, покраснев и сбиваясь, стала объяснять, что работает в гостинице, делает иностранным гостям массаж. Потом, когда они остались одни, она обняла его и сказала, что скоро накопит достаточно денег, чтобы они вместе уехали в город, где они будут жить, и он поступил в хорошую школу. Ли-Вань был на седьмом небе от счастья — он будет учиться в школе в большом городе!

Он очень скучал без мамы, но понимал, что нужно вытерпеть, пока у нее не появится достаточно денег. Он ждал ее приездов, почасту перед сном, засыпая, представлял, как кинется ей на шею, когда увидит ее в следующий раз выходящей из пальмовой рощи от остановки автобуса и идущей через луг по траве к дому босиком…

Однажды, приехав, она подарила ему маленького ватного зайца, которого сама смастерила в свободную минуту в городе, — видно, иногда у нее такая выдавалась в гостинице. Заяц вышел у нее, по правде сказать, довольно средний, но для Ли-Ваня до роже игрушки на свете не было — он был как отщипнутый кусочек ее души. Целых два месяца, пока мама не приехала снова, он нюхал его, целовал, укладывал с собой в постель… Заяц, он и сейчас отчетливо помнил, пах какой-то синтетикой, но, вдыхая этот запах, он успокаивался и засыпал.

Потом мама стала приезжать все реже, и каждая встреча становилась для него вспышкой счастья.

— Когда же, — спрашивал он ее недоуменно, — мы уедем в Бангкок, и я пойду в школу?

Он не замечал, как осунулось ее лицо, как устали глаза.

Наконец настал тот страшный день — день его рождения, когда ему исполнилось десять лет и она не приехала. Этого не могло быть — она обещала! Он ждал ее, считая дни; он ждал аквариум с цветными рыбками, который она обещала привезти в подарок…

Он проплакал всю ночь, а утром приехал полицейский на помятой желтой машине и отвез его в ближайший город, размера такого, что он уже был обозначен маленькой точкой на карте большого масштаба.

Было очень жарко. Мама лежала в одноэтажном доме из глины с дырами вместо окон под крышей из пальмовых листьев. На земляной пол косо падал солнечный свет, летали мухи. Дом стоял в грязном, засыпанном кожурой и сигаретными обертками квартале, и рядом с мамой там лежало еще штук семь трупов — это был местный морг, где тела из-за жары держали максимум один день, а потом незабранные завертывали в брезент и увозили закапывать на безымянное кладбище.

Он узнал, что мама была проституткой и что маму убил клиент, белый иностранец. Иностранец занимался с ней сексом сначала по договоренности, потом насильно. Он привязал ее к кровати. Наверное, она сама согласилась, чтобы ее привязали, хотела больше слупить денег. А он ее задушил. Скорее всего случайно. Нет, он пришел не один, там была целая компания, они все были навеселе. Англичане.

Пока полицейский буднично пересказывал магистрату обстоятельства дела, Ли-Вань смотрел на маму. Она лежала третьей справа, ее руки были вытянуты вдоль легкого цветного платья, задранного чуть выше колен; руки были повернуты ладонями вверх. Ли-Ваню хотелось подойти, одернуть платье, но он не решался.