Падальщик

Поначалу Ли-Вань успокаивал себя: наваждение, пришедшее к нему, было просто желанием искоренить зло в людях, оно не было направлено против самих людей. Но сны его становились по мере взросления все страшнее. Вскоре он с ужасом признался себе — хоть и не мог понять, как такое было возможно, — он находил сладким и желанным… убивать.

Снова и снова пытался он успокоить себя: он просто слишком хорошо чувствует зло, содержащееся в плотском желании; он просто лучше других видит в людях, желающих плотской связи, спрятавшегося демона. Но прошло еще немного времени, и он был вынужден сделать себе новое признание: в самих муках и смертных страданиях людей таилось для него необъяснимое, жгучее наслаждение.

Ли-Вань вырос, превратился из круглолицего малыша в щуплого юношу с раскосыми, девичьими глазами, с плотно, до складок вокруг губ, сжатым ртом, замкнутого, робкого, с трудом находящего слова для общения с окружающими. Недостаток общения он компенсировал медитацией, молитвой, чтением, — выучив в школе английский язык, читал много не только буддийских, но и западных книг. Когда же настоятель или братия принуждали его к беседе на духовные темы, он отвечал складно, правильно, даже часто излагал свои мысли настолько ясно и глубоко, что слушающие поражались тонкости его понимания, просили не останавливаться, продолжать, объяснить им еще то-то и то-то… — но тут он обычно умолкал, словно развитие темы его не интересовало, словно до скуки легко давалось ему это скольжение по телу Учения. И разочарованно смотрели на него братья, ощущая, что самому говорящему чистота и ясность его понимания не приносит покоя, и качая головами, расходились.

И понемногу все пришли к выводу, что Ли-Вань способный монах, но душа его в момент взросления оказалась в смятении, и то, что открывалось его уму, не питало его душу. В конце концов его на том оставили — время пройдет, и само разрешит проблему. У каждого свой путь.

Глава IV Мы убиваем, нас убивают. Как это часто…

Как-то раз в монастырь Ват-Утон по пути из Лаоса в Бангкок заехали на автобусе туристы из Америки. Они хотели посмотреть храм, и настоятель разрешил им.

Туристы ходили по монастырю — высокие, белые, в соломенных шляпах и пестрых рубахах. Они щелкали фотоаппаратами и перекликались друг с другом гортанными голосами, — словно чайки над морем.

Одну девушку монахи в монастырь не пустили — демон Мара слишком явно показывал мужчинам из-под короткой юбки свои стройные голые ноги. Девушке пришлось дожидаться группу у ворот.

Поначалу Ли-Вань, дежуривший в тот день у шлагбаума, не обращал на демона никакого внимания. Он ухаживал за маленьким рыжим песиком с тонкими лапами, которого за две недели до этого подобрал в городе. У песика одна лапа была ушиблена, и Ли-Вань обертывал ее бинтом, положив под бинт на рану разрезанный надвое лист алоэ.

Девушка прогуливалась у ворот. У нее были прямые белые волосы, высокие скулы, красные от солнца щеки и шелушащийся с горбинкой нос. На худые плечи ее была натянута порванная белая майка; загорелые ноги в босоножках легко ступали по камешкам…

Девушка улыбнулась монаху. Симпатичный мальчик у шлагбаума так трогательно прижимал к груди щенка.

Через минуту к девушке из монастыря вышел парень, — высокий, с небритой челюстью и влажными, сочащимися здоровьем глазами. Это был ее парень, из чувства солидарности со своей девушкой он решил вернуться. Вдвоем они стали о чем-то болтать, стоя в пыли у автобуса; потом затеяли игру — принялись в шутку толкать и шлепать друг друга ладонями по телу.

Словно в замедленной съемке поднявший на них глаза Ли-Вань увидел, как уворачивается от ударов девушка, как поднимается и опускается под майкой ее грудь, как складывается кожа на ее ноге, когда она, визжа, поднимает ее, убирая коленом внутрь; как приоткрывается ее рот…

Он не слышал писка.

Девушка что-то почувствовала, посмотрела на мальчика у шлагбаума и перестала улыбаться. Она отстранила парня рукой, поправила выбившиеся волосы за ухо, и, прищурившись, сделала несколько шагов к шлагбауму. Потом обернулась и что-то сказала парню. Тот тоже посмотрел на Ли-Ваня.

Теперь оба они смотрели на него так, будто видели перед собой не буддийского монаха, а что-то совсем для себя неправильное, непонятное.

Ли-Вань ничего плохого не делал. Пытаясь понять, что так удивило иностранцев, он в замешательстве опустил взгляд туда, куда смотрели они.

Маленькие побелевшие пальцы сжимали шею щенка. Голова собаки была неестественно вывернута, неподвижные глаза выпучены, в пасти стояла красная пена. Ли-Вань разжал пальцы — рыжее тельце без звука упало на песок.

Парень с девушкой попятились. Потом парень обхватил девушку рукой, и они, несколько раз на ходу обернувшись, обошли автобус и зашли в него. Там они просидели все время, пока не вернулась группа.

* * *

Однажды, в канун своего восемнадцатилетия, Ли-Вань услышал ночью странный голос; голос нашептывал ему на ухо ужасную, но такую правильную мысль.