Падчерица Синей Бороды

– Сейчас посмотрим, какой ты умный. Милорд, давай сюда свои поганые лапы мыть! – «лапы мыть» я сказала громче, чем все остальное, и с мстительным чувством удовлетворения отследила, как собака поворачивается к тазу задом и приподнимает забинтованную лапу, демонстрируя абсолютную инвалидность.

– Ладно, давай посмотрю.

Разматываю бинт. Порез на подушечке. Глубокий, но давнишний.

– Будешь носиться с такой скоростью, все лапы поранишь. Стой, не дергайся! Надо помыть, потом смазать мазью и заклеить пластырем. Что смотришь? Пластырь, конечно, выглядит не так устрашающе, как бинт, никто тебя не будет возить в инвалидном кресле, зато рана заживет быстрее, потому что будет дыша-а-ать, сейчас усну, честное слово…

– Я разбужу тебя в семь! – обещает Аделаида, пока я ползу на четвереньках по лестнице.

И ведь разбудила ровно в семь! И первым делом прочитала нотацию о том, что спать в одежде вредно и негигиенично, что пользоваться ванной комнатой на ночь считается у цивилизованных людей нормой поведения, что на покрывало ложиться вообще нельзя, потому что его только что доставили из химчистки, что я плохо выгляжу, что в кухне меня ждет целый таз овощей – вымыть и почистить, что на обед сегодня опять придут гости и, если я по-прежнему собираюсь болтать во время прислуживания, так за это в средние века служанкам зашивали рот на несколько дней суровыми нитками!

Такого утреннего приветствия я не получала еще ни разу в жизни. Поэтому от неожиданности сразу же послала Аделаиду куда подальше, и это ее успокоило. По крайней мере, она закрыла рот.

На втором этаже была ванная комната для гостей. У одной стены – ванна, у другой – раковина и биде. Посередине между ними – на третьей стене – огромное зеркало от потолка до пола. Рассмотрев себя в позиции сбоку на унитазе, потом – на биде, я развеселилась, разделась и приняла душ, распевая гимн Боконону – «где мужчины храбрее акул!» и так далее, и корча в зеркало рожи.

В дверь постучали.

Я вышла из ванны мокрая и открыла.

Хозяйка.

– Что ты поешь? – спрашивает она, покачиваясь и внимательно разглядывая мой голый живот.

– Это песня всех последователей Боконона. Ее нужно петь, соединившись пятками, но я здесь совсем одна, поэтому…

– Пятками?..

Мы пошли к ней в спальню, и больше всего меня интересовало, будет ли там лежать на кровати Коржак, потому что я шла голая, а голая я шла, потому что была мокрая, а мокрая я была, потому что никто не указал мне, каким именно из шести полотенец можно вытираться. Но свою одежду я несла ворохом в руке и бросила этот ворох сразу же на ковер, как только обнаружила, что в спальне мы одни. Мы сели на кровать, расставили ноги и соединились пятками. Надо сказать, что такого единения душ, как это было с перевозчиком наркотиков в заднице, у меня не произошло – ноги Лены оказались ледяными, а выкрашенные ярким лаком длинные ногти на пальцах и забинтованная правая лодыжка отвлекали внимание и не давали отстраниться от действительности.

– Ничего не получается, – встала я.

– А мне понравилось. Сегодня будет кофе с лимоном и коньяком? Или ты предпочитаешь каждый день разбивать по одной чашке из любимого сервиза мужа? Там как раз осталось пять чашек. Можно потрогать твою грудь?

Она потрогала мою грудь, а я – ее, сквозь рубашку.

– Ты уже делала это с мальчиками? – спросила хозяйка.

– Нет.

– Боишься?

Кончиком указательного пальца Лена осторожно щекочет мой левый сосок, превращая его в замерзшую вишню.

– Нет, не боюсь, просто муторно становится, как представлю кого-нибудь из знакомых, – бормочу я, с трудом представляя, что делать дальше. Отбиваться? Ее щупать? Ну ладно, сама напросилась! – А у тебя на левой груди есть небольшое затвердение, – я изображаю в голосе озабоченность. – Не рожавшие женщины после тридцати должны раз в год показываться маммологу.

– Господи, ну что ты говоришь?.. – хозяйка упала в подушки и закрыла глаза. – Кофе хочу!

Я одеваюсь, руки дрожат, а где-то неподалеку, в снятом Пенелопой на две недели отапливаемом сарайчике наверняка исходит писком упаковка анальгина. Ничего, вывернулась из щекотливой ситуации на «четыре с минусом».

Внизу у лестницы в инвалидной коляске спит Милорд.

В кухне меня ждет целый таз картошки, свеклы, моркови, лука, огурцов… А это что такое?

– Это авокадо, просто вымой хорошенько. Кому это ты кофе варишь?

– Хозяйке. Она просила.

– Что, вот так, в семь утра пришла к тебе в комнату и попросила принести кофе? – Аделаида поражена. – Да она никогда не встает раньше одиннадцати!

– Не в комнату. В ванную.

Аделаида бросает нож и садится.

Я нарезала лимон, а когда отвинчивала пробку у коньячной бутылки, Аделаида резко вскочила и погрозила мне изуродованным артрозом пальцем:

– Я разврата в этом доме больше не потерплю! Она поклялась мне и мужу! Она не смеет!.. Мало ей узкоглазых мойщиков окон! Дай сюда, сама отнесу!

Я успела налить в чашку только одну столовую ложку коньяка. Вторую пришлось выпить самой, потому что разъяренная Аделаида утащила поднос.