Падчерица Синей Бороды

Я успокоилась почти сразу же, потому что собака, дождавшись моего визга, удовлетворенно закрыла глаза и с чувством выполненного долга откинула морду на подушку.

На лестнице появился Коржак и сразу же стал выяснять:

– Что здесь происходит, какого черта мне не дают работать, почему опять шум, где Лаптев, кто привез собаку, немедленно убрать осколки и вымыть кофе с пола, сколько раз я просил не трогать чашки из китайского сервиза!

Сзади незаметно подкралась Аделаида и с надеждой поинтересовалась, не укусил ли меня Милорд?

Тут же раздался звонок, Аделаида кинулась к лестнице, и они с Коржаком помчались наверх друг за другом, выясняя по дороге, кто пустил меня в кухню.

Звонок прекратился, и в оглушительной тишине вдруг стали бить часы, и я пошла на звук искать их.

Они стояли на полу в гостиной и честно пробили десять раз, размеренно проговаривая – бель! – звонким чистым звуком, потом – линда! – на тон ниже и более торжественно, бель-линда… бель-линда…

Мне стало вдруг очень странно – показалось, что в этом доме есть что-то мое, что уже было, только нужно хорошенько вспомнить, где именно и когда… И я пошла на кухню, налила себе кофе, отпилила кусочек твердой колбасы. Посасывая во рту колбасу, подмоченную кофе, я вернулась к инвалидной коляске. Приподняла одной рукой плед. Просто удивительно, как такой большой собаке удалось развалиться на боку, свесив вниз задние лапы – одна забинтована. Ладно, нечего зубы скалить. Что? Кофе хочешь? Подношу к черному блестящему носу чашку. Пес перестал обнажать десны в тихом рыке и посмотрел на меня из-под кружевного чепца как на сумасшедшую. Колбасы? Ну уж нет! А вдруг у тебя гастрит и воспаление поджелудочной железы? А-а-а! Зачем тогда чепец нацепил?

– Это ты обещала Лене кофе с лимоном? – спрашивает сбежавшая вниз Аделаида.

В обед я потренировалась подавать на стол. Хозяин, Коржак, его измученная пьянством жена Лена и два гостя – коллеги по работе Коржака – почти полтора часа затаив дыхание наблюдали, как я приношу-уношу супницу, роняю стул (не заметила под пузатой супницей, когда ее несла), разливаю суп половником (ручка ужасно неудобная попалась у этого половника, надеюсь, скатерть постирает прачка), потом меняю тарелки, разношу салат и разливаю вино в бокалы (ничего страшного, надеюсь, у этого «коллеги» есть еще один костюм). Когда дело дошло до десерта, меня охватило отчаяние. Я не верила, что донесу из кухни к столу блюдо с высокой пирамидой желе. Я сразу же представила, как оно поскачет, дрожа, по полу, придется его ловить, а ловить застывшие до состояния мягкой скользкой резины три литра фруктового сиропа!.. Чтобы не рисковать, я прижала блюдо к груди одной рукой, а другой проткнула колышущуюся махину вилкой, удерживая ее таким образом на блюде. Желе все равно сползло на тарелке и уперлось своей верхушкой мне в подбородок, но я его донесла! Мне было ужасно интересно, как хозяин его будет разрезать, я затаила дыхание и приготовилась к потрясающему зрелищу!.. Но оказалось, что для желе есть специальная двойная ложка, как для развесного мороженого, и этой ложкой совершенно безопасно для окружающих откусываются ровные шарики.

Под конец обеда я так устала, что совершенно перестала себя контролировать. И когда один из «коллег», причмокивая, спросил, какое вино ему налили – потому что на оплетенной бутылке не было этикетки, – я не выдержала и укоризненно заметила:

– «Шато-Марго» восемьдесят второго года! Как можно пить такое вино с жареной рыбой?!

Ковырявшая вилкой в тарелке Лена посмотрела на меня с испугом и недоумением, как будто я громко пукнула.

А Коржак растерянно посмотрел на только что лично им откупоренную за столом бутылку. Я даже услышала шорох – это копошились в напряжении его мозговые извилины, он, бедный, никак не мог понять, когда я успела незаметно попробовать вино, если бутылка все время стояла у него под носом, или я залезла в его кабинет и пролистала все счета на поставку вин и продуктов?!

– Спокойно! – я выставила перед собой ладони. – Не нервничайте. Сорт вина я определила по пробке, – беру со стола штопор с нанизанной на него пробкой, нюхаю. – Ну? Точно «Шато-Марго», восемьдесят второго!

– Кто это? – спрашивает потрясенный гость, который посмел жрать рыбу под такое вино.

– Это… – задумался Коржак, который посмел подать такое вино под жареную рыбу. – Это наша новая прислуга. Наверное, она раньше подрабатывала в барах.

Так, значит? Нашел объяснение моей проницательности!

– Да ладно, не напрягайтесь. Я прочла название вина на пробке, – поднимаю вверх штопор.

Лена, Коржак и оба гостя, передавая друг другу штопор, читают на пробке темно-красную надпись и вглядываются в крошечное изображение герба. Последней, нацепив на нос очки, пробку изучает Аделаида.

– Но здесь не указан год, – заявляет она.

– Осенью в Москву завезли «Шато-Марго» восемьдесят второго года, – вздыхаю я, осматриваю на просвет чистый бокал Аделаиды – она от вина отказалась, – наливаю в него из бутылки, взбалтываю и пробую, размазывая глоток по нёбу.

У корейца это вино всегда вызывало мгновенный столбняк восторга.