Падди Кларк в школе и дома (ЛП)

— Пойдём посмотрим, — набрался духу Кевин.

Мы протолкнулись через два ряда школьников и стали глазеть на Злюка. Он будто бы спал, только казался бледней обыкновенного.

— Воздуху дайте, мальчики, воздуху. Расступитесь.

Хенно и мистер Арнолд укрыли Злюка четырьмя пальто. Лицо не закрыли. Значит, не умер.

— Кого послать к мистеру Финнукану?

Мистер Финнукан — это директор.

— Сэр!

— Сэр!

— Меня, сэр!

— Ты пойдёшь. — Хенно ткнул пальцем в Иэна Макэвоя. — Пойдёшь к директору и доложишь о происшествии. О чём ты доложишь?

— Что у Люка Кэссиди припадок, сэр.

— Правильно.

— А давайте, сэр, мы его понесём.

— ЧТО ПРИТИХЛИ ВЫ, В ЗАДНИХ РЯДАХ?!

ЧТО ПРИМОЛКЛИ?! — это викинг.

— Мал-чать! Сядьте! Немедленно!

— Это не моё место, сэр…

— Мал-чать!

Мы сели. Я обернулся к Кевину.

— Ни звука, мистер Кларк, — предупредил Хенно, — Всё внимание на экран.

Саймон, Кевинов братишка, поднял руку. Он сидел в первых рядах.

— Так, кто там руку поднимает?!

— Малахи О'Лири не успел в туалет, сэр.

— Сядьте.

— По-большому не успел, сэр.

— Сядьте! Немедленно!

Лучше всего в «Викингах» была музыка: просто блеск. Всякий раз, как ладья викингов возвращалась домой, на утёс поднимался воин с огромной трубой, не то рогом, играл особенную мелодию, и вся деревня бегом выбегала из домов на берег — встречать родных. И бой начинался этой особенной музыкой. Блеск. Запоминалось на всю оставшуюся жизнь. В финале убили главного викинга — не помню, как его звали, — и соратники положили его в лодку, накрыли дровами, подожгли и оттолкнули лодку от берега. Медленно-медленно я стал напевать под нос погребальную мелодию, зная, что сейчас она зазвучит. И верно, она зазвучала.

Я убил крысу клюшкой для кёрлинга. Очень удачно. Просто размахнулся клюшкой и… Я же не рассчитывал, что этот здоровенный крысюк кинется наперерез. Больше того, надеялся, что у паразита хватит мозгов удрать. И всё-таки здорово, с каким смаком клюшка врезалась в крысий бок и поддела тварь кверху. Не просто здорово — восхитительно.

Я испустил боевой клич.

— Видали? Видали?

Крыса лежала в собственном дерьме, слабо подёргиваясь; из пасти у неё текло. Это было восхитительно.

— Чемпи-он! Чемпи-он! Чемпи-он!

Мы подползли к умирающей крысе. Я тоже полз, но очень хотел посмотреть и старался обогнать всех. Крыса ещё дергалась.

— Ещё дёргается.

— Это не она дёргается, а нервные импульсы.

— Нервы умирают последними.

— Видали, как я её?

— Это я её, не примазывайся, — скривился Кевин, — я её караулил.

— Нет, я её!

— И куда её теперь? — спросил Эдвард Свонвик.

— Похороним с викингскими почестями.

— Ура-а!

Эдвард Свонвик никогда не видел похорон с викингскими почестями; он учился в другой школе.

Мы были на дворе Доннелли, за амбаром, значит, наша задача — пронести крысу тайком.

— А зачем?

— Это ж ихняя крыса.

Портят всё дурацкие вопросы.

Перед домом дядя Эдди разравнивал граблями гравий. Миссис Доннелли возилась на кухне. Кевин сбегал к амбару, побросал камни в изгородь, чтобы отвлечь внимание противника, и разведал обстановку.

— Штаны стирает.

— Дядя Эдди напрудил в штаны.

— Дяди Эддину кучу мистер Доннелли разбросал по капустным грядкам.

Два маршрута непроходимы. Придётся лезть обратно, как вошли — через забор.

Что-то никто не рвался захватить крысу. Один Синдбад ковырял копьём то, что вытекло у неё из пасти.

— Бери его, — приказал я, понимая, что взять он побрезгует.

А он взял. Прямо за хвост. Поднял и медленно раскачивал.

— Дай сюда, — велел Лайам, но не протянул руку за крысой, не забрал её у Синдбада.

Не такой здоровенный был и крысюк. Это из-за длинного хвоста он казался такой громадиной, и от того, что лежал на земле. А стоило Синдбаду взять крысюка в руку, и оказалось — небольшая зверушка. Я стоял с Синдбадом рядом. Мой брат, и держит голыми руками дохлую крысу.

Начался отлив: удачно. Значит, доску не прибьёт к берегу. Синдбад уже привёл крысу в порядок. Положил её наземь под водопроводную колонку, раза четыре окатил… И запеленал крысу в свитер — одну голову видать.

Кевин придерживал доску, чтобы она не шаталась.

Я начал:

— Богородице Дево, радуйся, Господь с тобою…

Красиво звучало: пять голосов, а шестой — ветер. Кевин поднял доску из воды, и разошлись волны.

— … ныне и в час смерти нашей, аминь.

Я был священник, потому что, когда дело касалось спичек, толку от меня оказывалось чуть. Прочтя молитву, я свою работу выполнил. Эдвард Свонвик, сидя на мокрых ступенях, придерживал доску. Кевин повернулся лицом к морю, к ветру, и зажёг спичку. Защитил огонёк ладонью. Мне нравилось, как он защищает огонёк.

Горело долго, похоже на рождественский пудинг. Я любовался пламенем, и это пламя не причиняло крысе никакого вреда. Пахло парафином. Доску оттолкнули от берега, точно боевую ладью — несильно, плавно, чтобы пламя не разгоралось до времени. Крыса ровно лежала на доске. Огонь разгорался, пока что её не затрагивая.

Мы сложили руки рупором. Эдвард Свонвик тоже сложил руки рупором, хотя вряд ли понимал, что происходит.

— Три-четыре.

И мы запели мелодию из «Викингов»: