Падение

Только сейчас N впервые понял действие политической машины. A сидел за рычагами управления и направлял ее действие. Механизм этот был сложным лишь на первый взгляд, а в действительности он был абсолютно прост. A хотел любой ценой удержать свою единоличную власть, даже если для этого пришлось бы уничтожить всех членов Политического Секретариата. Эта борьба была для A условием его власти. Страх принуждал каждого члена Политического Секретариата добиваться милости A, донося друг на друга. Так образовывались группировки (например, вокруг D), которые хотели остаться у власти. Они противостояли другим группировкам (например, вокруг G), которые стремились двигать революцию вперед. При этом идеологическая позиция A оставалась настолько неопределенной, что обе группировки верили, что действуют от его имени. Тактика A была грубой и со временем стала неосторожной. Он просто играл роль революционера, когда это казалось ему выгодным, его интересовала только безраздельная власть, он господствовал, разыгрывая козыри и настраивая всех против всех, но себя он считал в полной безопасности. Он забыл, что сейчас Политический Секретариат состоит уже не из убежденных революционеров, которых на показательных судебных процессах объявляли виновными, исходя из того, что лучше потерять их, чем веру в революцию. Он забыл, что теперь должен иметь дело с людьми, для которых идеология Партии была лишь средством достижения власти. Он забыл, что он сам себя изолировал, потому что страх не только разъединяет, страх еще и сплачивает. Этот закон стал для A роковым. Неожиданно он почувствовал свою беспомощность, как начинающий любитель, который вдруг оказался лицом к лицу с известным профессионалом власти. Своей попыткой распустить Политический Секретариат, чтобы стать еще более могущественным, он создал угрозу для всех. Набросившись на министра безопасности и обвинив его в том, что он арестовал O, он приобрел нового врага. A утратил инстинкт, с помощью которого он безраздельно властвовал, и механизм реализации его власти обернулся теперь против него. Ему мстила его же безграничная власть, а вместе с ней все его промахи, которые всплыли в час отмщения. A был своенравным. Он бездумно пользовался своей властью, он отдавал приказы, которые многих задевали, его желания были уродливыми, варварскими, они порождались его презрением к людям и вместе с тем его диким чувством юмора: он любил злые шутки, их никто не одобрял, все боялись и воспринимали как подлые ловушки. N вспомнил один случай, когда был выставлен в глупом виде D, могущественный партийный секретарь. N всегда предполагал, что D когда-нибудь отомстит. Он никогда не забывал унижений, просто он выжидал. И время для мести наконец пришло. Случай, который вспомнил N был гротескный и нелепый. Кабан получил тогда поразительное задание: найти женскую капеллу, которая должна была в голом виде сыграть перед A октет Шуберта. D задыхался от ярости, услышав этот идиотский приказ, но был слишком труслив, чтобы его ослушаться. Он обратился к министру образования. Партийная муза также возмущенно и в то же время трусливо принялась обзванивать консерватории и музыкальные школы. Девушки должны были быть не только хорошо музыкально подготовлены, но и иметь красивые фигуры. Эти поиски сопровождались истериками, криками, судорогами, были даже случаи буйного помешательства. Одна из самых известных скрипачек покончила жизнь самоубийством. Некоторые, наоборот, рвались выполнить этот приказ, но были слишком уродливы. В конце концов оркестр собрали, не нашли только фаготистку. Кабан и Партийная муза обратились за помощью к Государственной тетке. C быстро распорядился доставить в консерваторию из исправительного заведения красивую, словно с картинки, проститутку с аппетитной задницей. Эта красотка ничего не смыслила в музыке и была совершенно бесталанна, но после бесчеловечной дрессировки она все-таки выучила необходимую партию фагота для октета. Другие девушки тоже старались не на жизнь, а на смерть. Наконец они сидели совершенно голые в холодном зале филармонии, прижимая инструменты к своим телам. В первом ряду партера в меховых шубах с каменными лицами восседали D и M и ожидали A, но тот так и не пришел. Между тем помещение заполнили сотни глухонемых, которые недоуменно и похотливо пожирали глазами отчаянно играющих на скрипках и духовых инструментах обнаженных девушек. На следующем заседании Политического Секретариата A от всей души смеялся над этим концертом и назвал D и M дураками за то, что те выполнили такой нелепый приказ.