Падение

Эйса чувствовала, здесь что-то не так, она не могла отделаться так легко. Человек не задал ей ни одного вопроса по существу, не попытался сбить цену, не стал грозить ей смертью – ничего из того, что она воображала себе, пока Данэм вёз её в «Таити» в гробовой тишине. Она искала с ним встречи, чтобы раз и навсегда поставить точку в этой гонке за жизнь, и это поганое ощущение недосказанности не давало ей сделать ни шагу.

– Мне нравится, что ты задаёшь вопросы, – Ривера поняла, что попала в точку. Это был далеко не конец.

Человек снова сел за стол, достал бутылку виски и жестом пригласил её сесть напротив. Эйса взглянула на свои вымазанные в грязи ноги и на винтажное кресло, отделанное бархатом и шёлком.

– Садись, горничная приберется, – он перехватил направление её взгляда и настоял. Ривера подчинилась.

– Скажи, Эйса. Когда вы вступаете в картель, то соблюдаете определённые ритуалы, верно?

Человек разлил виски по стаканам и двинул один ближе к ней.

– Да, приносим клятву и делаем татуировку.

– И что первое вы говорите, произнося клятву?

– Мы, члены картеля никогда не станем употреблять наркотики.

– Почему?

– Потому что «наркота для поганых гринго, пусть они все передохнут», – она залпом опрокинула в себя стакан и взглянула на него с вызовом. Она процитировала слова клятвы, которую произносила перед Франко уйму лет назад. Врать не имело смысла, да и зачем? Эта неприязнь имела едва ли не исторические корни.

– Отчасти в этом есть разумное зерно, – помолчав, он продолжил. Ривера не понимала, к чему он ведёт, но внимательно вслушивалась в каждое слово. – Ты знаешь, я не люблю людей которые не умеют пользоваться мозгами. Наркотики – это фильтр, они отсеивают брак. Стране не нужны слабаки, которые не в состоянии побороть зависимость. Я чищу нацию.

– И поэтому я пью вискарь за штуку баксов?

Он ничего не ответил ей на это.

Она не верила в красивые речи и альтруизм Человека казался ей излишне пафосным. Ради двадцати пяти миллионов он убил людей, и пусть они тоже были не святыми, они хотя бы были честны с самими собой. Эйса любила деньги за то, что они давали ей ощущение свободы, пусть и с множеством условий. Без свободы жизнь для неё была не жизнь.

– На флешке нет информации которую я при желании не мог бы найти сам. Но мне нравится твоя упертость.

Он долил виски на два пальца, но Ривера не притронулась к нему. Дело принимало совершенно другой оборот. Эйсе нечего было ему предложить. При таком уровне власти он мог найти любой другой источник, и не стал бы возиться с требовательной мексиканкой. Человеку не нужна была информация, это был лишь повод. Ему нужно было нечто совсем иное.

– Ты мне нравишься, Эйса. Ты будешь жить, но станешь… как бы понятнее выразиться… – Он почесал затылок, словно подбирал слова, которыми собирался озвучить её окончательный приговор. Ривера обняла себя за плечи. Каждый мускул, каждый нерв натянулся струной, а где-то под ребрами, казалось, лежал кусок камня, который неумолимо тянул её к земле. Эти чёртовы секунды тянулись для неё навечно, пока Человек, наконец, не продолжил, – годовой премией для одного хорошего молодого человека.

– Что? – она не поняла ни черта, но почувствовала, что эти условия станут для неё хуже, чем смерть.

– Оливер хочет тебя и он тебя получит. Я знаю его лучше, чем он сам себя, поверь старику. Ты должна быть на связи для него круглосуточно, ехать туда, куда он скажет и делать то, что он скажет по первому щелчку. Таковы условия, всё просто.

– Мне это не подходит, – воскликнула Ривера, не до конца осознав услышанное.

– У тебя нет альтернативы, ты сама это понимаешь.

– Теперь я знаю вас в лицо, —он раскрыл ей свою личность, и Ривера попыталась этим воспользоваться. Эйса отлично понимала, что против него она ничто, даже если рискнет раскрыть рот, но разум отчаянно сопротивлялся таким перспективам. Ривера отказывалась принимать то, что с ней происходило.

– Теперь моё лицо для тебя – лицо Господа Бога, на которое ты будешь молится за то, что до сих пор жива. Торги закончены.

Дружеский тон сменился на приказной, Человек поднялся и указал ей на дверь. По его лицу Эйса поняла, что он больше не ждёт от неё ни вопросов, ни возражений.

Живой товар, вещь, которую передали в безвозмездное пользование. Её жизнь больше не принадлежала ей, и право распоряжаться её свободой отныне перешло Оливеру Данэму в качестве поощрения за добросовестный труд, словно в сраные Штаты снова вернулось рабство.

Это не укладывалось у неё в голове. Хотелось закидаться снотворным и проснуться через сутки с трезвой головой и решить, как жить с этим, или выпить всю пачку и не проснуться вовсе. Столько всего было сделано зря. Лучше бы её закопали тогда. Лучше бы Данэм поставил её в очередь первой. Лучше бы убил прямо в своём номере и не заводил всё так далеко.