Сегодня, впервые за эти полтора года, я предпочла остаться в своей комнате в общежитии. Я тихонько разделась, пытаясь не нарушить тишину комнаты, умылась и отключила мобильный. В комнате горела лишь настольная лампа, освещающая рабочее место, за которым Ира тихонько корпела над дипломной работой. Не обращая внимания на ее удивленный взгляд, я надела свою старенькую пижаму, подошла к Светкиной кровати, и тихонько улеглась рядом, прижавшись щекой к ее хрупкой спине. Когда ее плечи затряслись от стекающих бесконечным потоком слез, я крепко прижала к себе ее хрупкое тело, повторяя три простых слова, в которые так хотелось верить:
— Все будет хорошо…
Я глупо пялюсь в одну точку — разглядываю пятно на потолке размером с футбольный мяч… Мне не хочется спать, я не могу сконцентрироваться на расчетах, совершенно не понимаю, как закончить свои чертежи… и как набраться смелости, чтобы позвонить Андрею. Пожалуй, это наша первая крупная ссора, и спустя четыре невероятно долгих унылых дня, я готова признать, что сама спровоцировала этот конфликт. Только сказать это вслух сил почему-то нет… Он не пытается мне звонить, лимит его терпения был полностью исчерпан в первые сутки, когда я проигнорировала тридцать семь входящих звонков. Он не ищет встречи со мной, не пробует мне писать… Словно его и не было в моей жизни. А я изнемогаю от желания прижаться к нему, тоскую по запаху его парфюма, нежным объятиям и обжигающим поцелуям. И, если честно, меня дико пугает мысль, что когда-нибудь я не смогу себе позволить называть его своим мужчиной, готовить ему завтраки и смотреть, как он спит, стараясь не разбудить ни малейшим звуком.
Я поворачиваюсь и задерживаю взгляд на Светкиной кровати. Она укрылась с головой одеялом и, наверное, уже видит десятый сон, хотя бы на короткое время, перестав думать о своем будущем. В двадцать три, без работы и надежного плеча, наверняка, придется не легко, но, похоже, Иванова смирилась и приняла суровую действительность. Нам больше не приходиться ее утешать, вот уже пару дней, как она перестала плакать, позвонила родителям и огорошила их новостью о своей беременности. Страшно ли ей? Уверена, что до безумия… Только не в ее характере долго себя утешать, да и, как она говорит, у нее больше нет права сетовать на судьбу, пора брать все в свои руки и поднимать подбородок, не обращая внимания на пересуды и шепот за спиной. Смогла бы я также? Дай Бог никогда не узнать ответ на этот вопрос…
Когда за окном небо окрашивается багряными красками, и первые лучи солнца освещают землю, я все еще не сплю. Сделав глубокий вдох, я снимаю блокировку с экрана телефона и набираю выученный наизусть номер, долго слушая длинные гудки:
— Да, — голос немного хриплый, осевший, но от одного его звука по моему позвоночнику ползут мурашки, а сердце начинает бешено колотиться в груди. Наверное, нужно что-то сказать, но я лишь глупо молчу, слушая его дыхание на том конце провода, закрываю глаза и словно чувствую его тепло за своей спиной. Андрей какое-то время тоже не говорит ни слова, и мне безумно хочется узнать, о чем он думает в эту самую минуту. Может быть, как и я, он придумывает сотни нелицеприятных эпитетов, ругая меня за мою импульсивность.
— Давай я приеду за тобой? — нарушает тишину своим тихим спокойным тоном.
— Не надо, я возьму такси, — чувствую, как улыбка расцветает на моем лице и кладу трубку. Тихо, как мышь, я собираю свои вещи и прикрываю за собой дверь комнаты, надеясь, что не разбудила девчонок. Пока таксист, пожилой мужчина лет шестидесяти, рассказывает мне о перипетиях своей жизни, я смотрю в окно и думаю лишь об одном: что через пару минут я обниму мужчину, без которого уже никогда не смогу вздохнуть полной грудью, мужчину, без которого ни один день не будет наполнен смыслом…
Он снова заснул, наверняка, до глубокой ночи решал проблемы автосервисов, или с головой ушел в работу над своим магазином. Я замираю в дверях и не могу отвести взгляд от его широкой спины, ничем не скрытой от моего взора. Тихо снимая свою одежду, я на носочках иду по холодному полу, забираюсь на свою половину и прижимаюсь к его горячему телу. Я не могу не целовать его плечи, не могу отвести руку от его живота, не могу не вдыхать его запах, от которого голова идет кругом, и я не могу не сказать ему, тихо, словно нас кто-то может услышать, самые главные слова:
— Я люблю тебя.
Андрей поворачивается и пристально вглядывается в мои глаза, словно пытаясь решить для себя, стоит ли мне верить, и, спустя самую долгую минуту в моей жизни, невесомо касается моих губ своими. Его руки везде и я чувствую, как под натиском его ладоней оживает каждая клеточка моего организма, как кожа под его пальцами начинает полыхать огнем, угрожая сжечь меня дотла. Знает ли он, как зависима я от его прикосновений, что растекаюсь как желе от его поцелуев?