– А затем последовало множество законов и постановлений. Запреты посыпались один за другим – от запрета массовых мероприятий до запрета на нелицеприятного взгляда на символику Империи, от урезаний зарплат до порки на заводах. Автономия и Рейх пытались хоть что-то сделать в ситуации отсутствующих сил, но это возымело обратный эффект. Народ, который раскачивался месяцами, если не годами, неведомыми силами рассвирепел. Бунты стали обычным явлением на промышленных объектах, а госслужащие отказывались работать.
Рык и металлическое скрежетание прервали слова говорящего, видимо какой-то легионер напал на его позицию.
– Я… трон, что это было? И теперь… теперь мятежники всюду. Государство разорвало на два, порядок в Коринфе окончательно прекратил своё существование. Два ополчения схлестнулись друг с другом, сектанты языческих богов снова восстали, вместе с легионами предателями. Всему пришёл конец… врагов неисчислимое количество… мы сражались до самого конца… вторая волна восстания смела нас, но мы остались верны!
На этот раз запись прекратилась и в руках Данте остался лежать серебряный диктофон, на который он взирает опустевшим взглядом.
– Пойдём, Данте, – Андронник зацепился за плечо парня, утягивая его металлическими цепкими пальцами за собой. – Ещё немного.
Капитан подчинился и поплёлся дальше, спрятав устройство в карман. Они прошли ещё несколько метров по израненной дороге, пока не вышли на тот самый перекрёсток. Андронник узнал знакомые очертания – баррикады, уничтоженный БТР и множество тел, лежащих в воронках от ракетного удара. Дальше киберарий прошёл вперёд, выискивая то самое место, шныряя по неровному ландшафту улицы, то опускаясь в ямы, то поднимаясь на нагромождения камней и металла.
Данте всё больше чувствует, как его сердцем, душой овладевает коварный змей печали, сдавливающий чувства в удавке горя. Капитан смотрит по сторонам, но не видит груд камней, металла и огня, пожимающего величественный город. Вместо всего материального, он взирает на миллионы покорёженных судеб, на боль и горе людей, на слёзы матерей, жён и детей по убитым сыновьям, мужьям и отцам. Холодный северный ветер ударил в лицо капитану вместе с каплями ледяного дождя, которые смешались со слезами.
«Фемистокл, что же ты наделал», – начинает горестную мысль капитан, блуждая по разрушенной округе, смотрящей на него темнотой выгоревших окон, и проглядываются огоньки через остова разрушенных строений. – «Чего тебе не хватало? За что ты утянул с собой в могилу десятки тысяч людей и ещё миллионы обрёк на ужасы в жерновах имперской юстиции? Что ты мог пообещать Консулам, высшим чинам, людям обделённым властью, чтобы они осмелились по истине на смертельный шаг – предать Императора. Ты же понимал, что всё так и закончится… ты же понимал, что этому и должно было случиться. Ты бы никогда не совладал с военной машиной Империи. Не уж то грёзы о свободе, ставшие самоцелью, богатство и распутство насколько могут затуманить разум, что люди, ради них, готовы вылить столько крови на алтарь грёз? Это же полное безрассудство… все революции – полное безумие. Они ставят вроде бы благородные цели, но законы новой власти всегда пишутся кровью прежних властителей. Но как так можно? Как можно заявляя о свободе, топить в крови людей? Не это ли отличительная особенность практически всех переворотов, бунтов и революций – те, кто твердят, что за ними истина и человеколюбие, становятся сами кровавыми тиранами и палачами, убийцами множества людей, которые не погнушаются никаких методов для достижения собственных целей. Народ? Как обычные люди пошли на такое? Пошли на убийство своих соседей и знакомых, как они пошли за насильниками и террористами? Неужели мысль о национальной гордости, эта навязчивая идея «мы здесь власть» стала настолько дурманящей, что народ взял в руки оружие и пошёл убивать и насиловать, вступил в заведомо проигрышную войну? Какой звериный инстинкт родил в людях столько жестокости и кокая падла его вскормила? Непомерное эго народа и спесивой элиты, решивший поднять себя выше Канцлера привели ко всему этому. Одурманенные люди и местные князьки подумали, что они смогут построить царство добра и света на костях, крови и слезах, а сам Фемистокл с непомерным властолюбием надеялся, что станет больше чем Канцлер. Истинно сказано – добрыми намерениями вымощена дорога в ад».
– Данте! – ветер донёс до капитана металлическо-гортанные слова. – Я нашёл это место.
В груди парня всё перехватило. Ярость битвы на время снимала напряжение, но сейчас он чувствует, что сердце колотится подобно беснующейся птице в клетке. Он делает шаг вперёд и чувствует всё растущую тревогу, ступня неуверенно коснулась земли, и капитан подтягивает себя. Шум в ушах нарастает с каждым движением, пока он не застывает над местом, где могла быть Сериль, но девушки нет, вместо неё лужа засохшей крови и воды, очернённая сажей.
– Её нет! – на одну секунду Данте подумал, что не всё ещё потеряно и радость от осознания этого готова была захлестнуть сердце, но всё железною речью обрывает Андронник: