Падение Арконы

- А я тебя и не боюсь, - отвечал ему молодец, да слезал на пол.

- Мы тебя и не боимси! - передразнил Всеслава кот, показавшись следом и зевая во всю мочь. Из пасти зверя пахнуло недавно съеденной рыбиной.

- Каков удалец выискался! - усмехнулся Водчий, и от взгляда его по спине поползли мурашки.

Всеслав насупился.

- Ты, Влас, парня не брани! - заступилась за него Хозяйка- То я молодца схоронила. Сильно буен ты в гневе. Вот и опасалась, кабы под руку-то тяжелую не попал, если не весел вернешься. Аль не помнишь, как досталась моим братьям... Одного за усищи оттаскал, второго глыбой привалил, а затем расщепил дуб и третьего, меньшого, туда сунул...

- И поделом! А чего они Волха обидели? - возразил колдун жене.

- Да, плевать на него. Они нас тогда разбудили- вот, ты и осерчал, отец...

- Было дело! - Влас огладил бороду- Ну, что смотришь, как бирюк. Садись к столу - побалакаем. А ты, Виевна, давай, нам чего-нибудь собери...

- И мне! - канючил кот.

- Будет и тебе, котенок, коли сумеешь старика потешить.

Зверь облизнулся, затем выгнул спину и принялся разминать передние лапы.

- Чего это он? - опешил Всеслав.

- На гуслях готовится игрывать. Он у нас не простой, а баять мастакпояснил колдун.

- Вот еще! - возмутился котище- Стану я когти-то уродовать. Нешто у меня глотка истончилась? Вам какую?

Лирическую или назидательную?

- Валяй, назидательную! - заказал Хозяин.

- Эх! Молодость моя... Убежала ты от меня серой мышкою..

С этими словами Баюн взгромоздился на лавку, фыркнул, прокашлялся и вдруг объявил:

"СМЕРТЬ ИЛЬИ МУРОМЦА"

или "ПОЧЕМУ НА РУСИ ПЕРЕВЕЛИСЬ БОГАТЫРИ"

"Едет Илья чистым полем, думу думает.

Думу горькую о братьях своих. Скачет Бурушко широким раздольем.

Молчалив в седле атаман сидит.

Побывал он во всех Литвах, воевал Илья во всех Ордах. Был и в Киеве, граде стольном, потому пуста сума переметная. Злато- яхонты роздал голи он, не оставил ни полтины, ни грошика.

Лесом едет Муромец, головой поник, видит вдруг- пещера глубокая. А навстречу из пещеры той старик, волосатый, седой, высокий. И глаза его огнем горят. Не простым огнем, колдовским огнем.

- Здравствуй, дедушка! - говорит Илья.

Сходит он с коня - кладет поклон.

- Да и ты не отрок, чай! - отвечает дедЗдравствуй, Муромец, свет Иванович! Что не весел, коль мир поет весне? Аль, устал от трудов своих бранных?

Дивится богатырь и ему в ответ, далеко ли едет- сам не ведает: "Ай, лежит на сердце печаль- шесть горьких бед! Старость, видно, бредет моим следом..."

- Какова беда- такова тоска! - слышится ему- Поделись кручиною- горю помогу.

- Не осилить нам, добрый человек, той великой заботы- кручины. Всей Руси святой не суметь вовек, ни отцам, ни сынам не по силам.. Ты послушай-ка, старец ласковый, атамана Илью Муромца. Отчего гнетет Грусть меня Тоска, отчего в душе люта стужа.

Мы заставой стояли крепкою на краю степи половецкой, да коварной степи, да широкой степи, богатырское это место. Мне помощник- сам братец Добрынюшка, а ему Алеша Попович.

Храбры молодцы наши дружинники, клятву верным скрепили словом: "Не пропустим ни пешего ворога, вору конному нет пути на Русь. Зверь рыскучий мимо не проскользнет, сокол высь не пронзит незамеченным".

Только видим- тучи за Сафат- рекой, сила нагнана неисчислимая, тьма несметная без конца, да края. Стали ратиться мы с неверными, биться начали с басурманами. Меж ними похаживать, мечами острыми помахивать. Где махнемтам станет улочка, отмахнемся- переулочек.

Говорит есаул мой Алешенька, мол, река сия ему памятна, что, мол, здесь он с Тугарином справился. Хорошо, что врага в степи много- множество. Станем бить мы его, не рыская.

И рубили мы ту силу несметную, половецкую да поганую. И побили ее, разметали в прах, посекли мечами булатными. Кто ж от желез ушел, всеравно погиб, под копытами смерть принял лютую. И бежали прочь с Руси все ее враги. Пусть спокойно живется русичам.

А побив войска, дали пир честной, дали резвым ноженькам роздыху. И мягка была Мать- Земля травой. Степь хмельным опьянила воздухом.

И на день второй, несчастливый день, как свершили обедню к полуденюрек слова неумильные наш Лексей, и рекою клялся Смородиной:

- А и сильны, могучи на Руси богатыри, - говорил Попович беспечно, Неча нам опочив держать, словно лодыри...

Подавай-ка нам силу нездешнюю! Мы с той силой, витязи, справимся!

Только мокрое место останется."

Я, хмельной дурак, не сдержал его. Надо б зыкнуть на братца меньшего. Лишь Добрыня пожурил легко. Остальные смолчали застенчиво.

Вдруг откуда ни возьмись- повалила рать, грозна сила, молодецка стать!

Как ударил Алешка - двоих и нет, а где двое - стоят уж четверо. Бил Добрыня, мой крестовый брат, а взамен троих- уж шестеро. Изловчился я, да восьмерых рассек- а их шестнадцать и за ними полк. Вдвое прибыло пуще прежнего.

Тут мы дрогнули, испугалися, отступили ко горам да Сорочинским. Гришка первым шел- и вдруг камнем встал, а за ним и брат-то молочный.