Падение Берлина, 1945

Психологическое состояние советских солдат и офицеров в этот момент было напряжено до предела. Однако они были уверены в своей силе. 10 апреля 1945 года Петр Митрофанович Себелев, ставший подполковником всего в двадцать два года, писал домой, что на фронте установилась необычная и поэтому пугающая тишина. Он рассказал, что недавно к ним в часть приезжали артисты из самой Москвы. Всем бойцам концерт очень понравился. По его мнению, сроки окончания войны зависели только от самих солдат. Далее он рассказал о двух эпизодах, случившихся с ним накануне. Первый касался его визита на передовую. Пройдя вместе с сопровождающим солдатом лес, он вышел к берегу Одера. Неподалеку находилась песчаная коса, которую занимали немцы. На другой стороне реки располагался город Кюстрин. Внезапно вокруг Себелева запрыгали фонтанчики мокрого песка, и почти одновременно он услышал звуки выстрелов. Немцы обнаружили появление советских военнослужащих и открыли по ним прицельный огонь. А всего за два часа до того, как он взялся писать письмо, разведчики привели к нему пленного немецкого капрала. Тот сразу же спросил: "Где я нахожусь, господин офицер? В войсках Жукова или банде Рокоссовского?" Себелев засмеялся и сказал немцу, что он находится в войсках 1-го Белорусского фронта, которыми командует маршал Жуков. Но его очень заинтересовало, почему пленный капрал назвал части маршала Рокоссовского "бандой". Немец ответил: "Они не соблюдают правила войны, вот почему германские солдаты называют их бандой"{455}.

Себелев поведал своей семье еще об одной новости. Его адъютант, Коля Коваленко, был ранен в руку и отправлен в тыл. Но он сумел убежать из госпиталя. Себелев сделал ему строгий выговор, на что Коваленко сильно обиделся. Он посчитал, что начальник хочет лишить его чести оказаться первым в Берлине.

У большинства советских солдат вызывало сильное беспокойство быстрое наступление частей союзников на Западном фронте. Политуправление 69-й армии также отмечало, что советские военнослужащие недовольны и медленным продвижением своих войск. Некоторые из них считали, что немцы вполне могут сдать Берлин англичанам и американцам{456}.

В 4-й гвардейской танковой армии комсомольские организации с большой тщательностью подходили к вопросу подготовки предстоящего наступления. Они направляли старослужащих солдат делиться своим опытом с недавно призванной молодежью. Те без всяких прикрас рассказывали им о реалиях боевых действий. Комсомольцы помогали также писать письма тем солдатам, у которых были проблемы с грамотностью. Солдаты особенно гордились тем, что купили целый танк Т-34 на свои деньги. Как отмечалось в отчете, танк "Комсомолец" уничтожил уже несколько вражеских бронированных машин и автомобилей, а также раздавил своими гусеницами много фрицев{457}. С другой стороны, на партийных собраниях не раз подчеркивалось, что коммунисты должны активно бороться за укрепление дисциплины в частях, пресекать акты грабежа и пьянства{458}.

Тем временем артиллерийские командиры были озабочены вопросом будущего пополнения своих подразделений - после начала активных боевых действий{459}. Они прекрасно понимали, что, как только их батареи достигнут Берлина, потери среди солдат резко возрастут. Их беспокойство было обоснованным, поскольку орудиям предстояло вести огонь прямой наводкой. В связи с этим отдавались приказы, чтобы каждый номер в орудийном расчете знал не только собственные обязанности, но и обязанности своего товарища. В каждом полку готовился специальный резерв из подготовленных в артиллерийском деле военнослужащих, призванных заменить погибших и раненых бойцов.

Для того чтобы сохранить в секрете подготовку наступ-1ения, советское командование приказало очистить от местного населения прифронтовую полосу шириной в двадцать километров{460}. Был установлен режим радиомолчания, а на каждом полевом телефоне повесили табличку: "Не говори о том, о чем рассказывать нельзя".

На германской стороне шли свои приготовления. Особое место в них занимала угроза репрессий против тех лиц независимо от ранга и звания, которые отказывались честно выполнять свой долг. Эти репрессии предусматривались не только для провинившихся военнослужащих, но и для членов их семей. Например, после того, как генерал Лаш, комендант гарнизона Кенигсберга, был заочно приговорен к смертной казни, нацисты арестовали всех его ближайших родственников.