Падение Берлина, 1945

Официальные представители власти были хорошо осведомлены о том, какое влияние оказало на русскую армию ее вступление во Францию в 1814 году. Солдаты и командиры тогда также сравнивали жизнь местного населения (французов) с тем, что творилось в самой России. В одном из докладов говорилось, что в то время Франция оказывала прогрессивное влияние на русских людей, поскольку это давало им возможность увидеть, насколько отсталой в культурном отношении являлась их страна, насколько жестоким был царский режим[1005]. Именно этот критический взгляд стал движущей силой для декабристов, совершивших попытку восстания на Сенатской площади в 1825 году. Декабристы первыми осознали необходимость борьбы против царской тирании. Однако в докладе подчеркивалось, что теперь, в 1945 году, существует совершенно иная ситуация. Да, возможно, некоторые частные поместья богаче, чем советские колхозы. И именно из этого факта несознательные элементы делают вывод о том, что феодальное хозяйство якобы является более прогрессивным, чем социалистическое. Такое представление является абсолютно ложным, и против него необходимо бороться всеми возможными мерами.

Политические работники были также обеспокоены распространившимися среди военнослужащих "антисоветскими высказываниями". Многие солдаты жаловались на то, что на родине к их семьям не относятся с должным вниманием. Один из них утверждал в разговоре с источником, что не верит в улучшение жизни в тыловых районах, поскольку имел случай наблюдать все собственными глазами[1006]. Военнослужащим не нравилось и то, как относятся и к ним самим. Даже в самом конце войны некоторые части были близки к мятежу, узнав об инструкциях, предписывающих раздевать погибших солдат вплоть до нижнего белья. Только офицеры могли быть похоронены при полной форме. Последний факт, кстати, мог служить одной из причин участившихся убийств нелюбимых офицеров своими же собственными подчиненными[1007].

Аресты военнослужащих органами СМЕРШа по политическим причинам в последние месяцы войны и сразу после окончания боевых действий значительно возросли[1008]. Был арестован даже начальник штаба одного из батальонов войск НКВД. Ему инкриминировалось систематическое ведение контрреволюционной пропаганды, клевета на лидеров партии и советского государства, восхваление жизни в Германии и клевета на советскую прессу[1009]. Военный трибунал войск НКВД приговорил его к восьми годам заключения в ГУЛАГе.

Процент арестованных по политическим причинам в 1945 году возрос вдвое по сравнению с 1944 годом. И это учитывая тот факт, что СССР вел активные боевые действия в 1945 году всего четыре с небольшим месяца. В этот победный год не менее чем сто тридцать пять тысяч пятьдесят шесть солдат и офицеров Красной Армии были осуждены военными трибуналами за "контрреволюционные преступления"[1010]. Количество старших офицеров, осужденных в 1945 году за то же преступление Военной коллегией Верховного суда СССР, равняется двумстам семидесяти трем, за 1944 год — всего ста двадцати трем.

Эти цифры отнюдь не учитывают число арестованных органами НКВД бывших военнопленных Красной Армии. 11 мая Сталин издал приказ, чтобы в составе каждого фронта организовали специальные лагеря для проверки бывших военнопленных и насильственно переселенных лиц. Было запланировано организовать сто подобных лагерей, вмещающих по десять тысяч человек. Бывшим военнопленным предстояло пройти проверку органами НКВД, НКГБ и СМЕРШа[1011]. Из восьмидесяти генералов Красной Армии, захваченных в плен, до Дня Победы дожили всего тридцать семь, одиннадцать из них вскоре были арестованы контрразведчиками и предстали перед трибуналом войск НКВД[1012].

Процесс репатриации советских людей продолжался вплоть до 1 декабря 1946 года. Из пяти с половиной миллионов советских граждан, возвратившихся на родину, миллион восемьсот тридцать три тысячи пятьсот шестьдесят семь являлись бывшими военнопленными. Более полутора миллионов военнослужащих Красной Армии, попавших в свое время в германский плен, после освобождения были направлены либо в лагеря ГУЛАГа (триста тридцать девять тысяч), либо в рабочие батальоны в Сибири и на Крайнем Севере, условия жизни в которых вряд ли оказались лучше. Гражданские лица, насильственным путем угнанные в Германию, рассматривались советским правительством как "потенциальные враги народа" и также находились под неусыпным надзором НКВД. После войны им запрещалось жить в Москве, Ленинграде и Киеве. Под подозрением оставались и члены их семей. Вплоть до 1998 года анкета для поступления на работу в научно-исследовательский институт содержала графу, в которой у претендента на рабочее место спрашивалось, не были ли родственники "во вражеском плену".