Падение драконов

Самым странным было стройное тело — его собственное. Без ран и без признаков разложения. Он надолго замер, пытаясь понять, должен ли осознать что-то еще или предпринять что-то новое, но в конце концов отнес свое тело к зеленому кургану в прохладном зеленом лесу.

И вот он закончил, задача была выполнена, и он стоял на солнце. Пруд был чист, сила, бурля, вырывалась из земли под камнем, и камень был чист, если не считать одной глубокой вмятины, похожей на след ноги.

Гас-а-хо подошел и встал рядом с ним. Дерево снова возвышалось над прудом, ежевика исчезла, как будто ее никогда не было. Дерево покрылось бутонами.

— Хорошо, — сказал шаман. — Некоторым это так и не удается.

— Они настоящие? — спросил Анеас. — Трупы?

Гас-а-хо посмотрел на него, и его глаза сверкнули.

— А это от тебя зависит. Только тебе решать, настоящие ли другие люди.

Он снял с шеи мешочек с лекарствами и повесил на дерево. Анеас сидел у источника. Он окунул руки в воду, то есть в чистую силу, и смыл с них всю грязь и кровь. Он хорошо видел курган: в человеческий рост, поросший красивой зеленой травой, блестящей на солнце.

Гас-а-хо сидел рядом с ним скрестив ноги.

— Хорошо, что ты положил их так, чтобы видеть. Ты сильный. Сможешь снова работать с эфиром?

Анеас опустил руку в пруд, зачерпнул силы и слепил из нее шар.

— Хорошо. Но ты изменился. Ты это знаешь?

— Да. Я умер. Кто я сейчас?

— Кто вообще знает, кто он такой? — с усмешкой произнес Гас-а-хо.

А потом Анеас оказался в реальности. Гас-а-хо держал его руку, Ирина обнимала за плечи. Нита Кван предложил ему зажженную трубку, Анеас глубоко затянулся и вздрогнул. Передал трубку Ирине, которая тоже затянулась и вернула ее Гас-а-хо. Анеас вздохнул. Ирина посмотрела ему в глаза, и он сказал:

— Ты меня спасла.

— У нас нет времени на благодарности, — отозвалась Ирина. — Кажется, Смотрит на Облака одержим, — тихо добавила она.

ФИРЕНЦИЯ — ТИППИТ

Гиппит сидел на лучшей за всю его жизнь лошади. Она была так хороша, что любая поездка на ней приносила радость. Он проснулся ночью, предвкушая счастье галопа. Обычно он не давал лошадям имен, они умирали быстрее, чем он успевал с ними познакомиться, но вениканцы предоставили ему крупного ифрикуанского мерина с маленькой красивой головой и чудесным характером. Мерин очень любил бегать.

И это было кстати, потому что в предрассветных сумерках Типпит скакал по фермерской дороге во главе дюжины лучников. Дорога тянулась по центральной Этруссии, почти в пятидесяти лигах к югу от полей Сан-Батиста. Они ехали всю ночь, их вел Зубок из зеленого отряда. Силуэт мельницы они заметили раньше, чем услышали реку или лязганье водяного колеса. На фермах лаяли собаки: дюжина несущихся галопом лошадей поднимала много шума.

Зубок натянул повод.

— Тут, Тип.

Типпит пожевал усы, глядя на большую мельницу.

— Нет покоя одержимым, — сказал он, поправляя меч. — Где Длинная Лапища?

— В душе не знаю. Вчера был тут.

Типпит огляделся. Он забрал всех ветеранов, из его дружков не было только Смока, который вернулся в основную колонну. Вдали странно гремела мельница: тик-бах, тик-бах.

— Готовы? — спросил он.

— Как в старые добрые времена, — сказал Симкин.

Некоторые заулыбались.

Без всякого сопротивления они подъехали к самой двери мельницы и спешились. На расстоянии полета стрелы виднелся большой каменный мост, а за его башнями, позолоченными восходящим солнцем, стояла великолепная Фиренция, один из самых богатых городов мира. Поблизости возводили огромную церковь, даже в тусклом предутреннем свете Типпит видел недостроенный купол.

— Показать бы это Безголовому.

— Через два часа, если мы со своим делом справимся, — отрезал Симкин.