Падение драконов

На полу часовни уже пели две женщины средних лет, вплетая свои слова в окончание ранней заутрени. Снаружи часовни начинался ад, а внутри было темно и спокойно, горела одна свеча, отражавшаяся в позолоте, золоте, серебре и бронзе, намекая на окружающую красоту. Как короткий взгляд на женское лицо под вуалью.

Сестра Катерина, худощавая, как птичка, уже заняла свое место солистки правого хора. По древней традиции в аббатстве было два хора — по особым праздникам они пели вместе, — и дюжина альбанских композиторов мечтала написать для них мессы. Обычно пел только один хор, строго по расписанию.

Этим утром собрались оба. Сестра Элизабет с сосредоточенным лицом подошла к беме левого хора. Сестра Элизабет была высокой и широкоплечей, ее длинные пальцы гладили украшенный драгоценными камнями крест на шее, а губы договаривали последние слова утренней молитвы вместе с сестрой Катериной, стоявшей через проход.

Мирам прошла на свое место. Она вгляделась в эфир и увидела туман, сгущающийся вокруг врат, а затем посмотрела на сами врата в свое зеркало.

За ними был свет.

И давление. Давление нарастало. До сих пор заклинания легко его сдерживали, но они требовали невероятного количества силы, несмотря на все усовершенствования, которые придумала сестра Амиция.

Мирам подняла руку и указала на сестру Элизабет. Та заканчивала молитву. Она пела Ave Maria, и голос сестры Катерины сплетался с ее голосом. Другие сестры, только что вошедшие, подхватили все известные слова, и Мирам направила силу в охранные заклинания.

Давление на них внезапно резко возросло. В мгновение ока половина накопленных запасов ушла на заклинания — примерно столько же Шипу удалось вытянуть за всю осаду.

Мирам было нелегко напугать. Она поджала губы и подняла маленький черный жезл, отделанный золотом.

— Кирие, — велела она.

Девяносто два голоса начали торжественное песнопение. Остальные монахини бежали в часовню, бросая любые неотложные дела. Ясные высокие голоса звучали ровно, мощно и красиво. Они пели в эфире, они стали хором из ста сил, и высота их голосов, их мелодия, гармония и темп стали мыслью, служением и духом, и сила их была велика, и их враг замер, соскальзывая с создаваемого ими идеального льда.

Но у врага были миллионы голосов. И пусть им не хватало точности и гармонии, они компенсировали это единением и упорством, и в эфире раздавались громкие крики. Шум достиг максимума, но сквозь него, словно нож, режущий старую тряпку, пробивался хор Лиссен Карак, и две солистки нащупали центр, откуда исходили голоса противника, и использовали его как бас для своего сопрано, и их голоса летели к нему, и музыка врага стала всего лишь элементом их музыки, и на бесконечность, лишенную времени, все силы врага были направлены на защиту древних врат.

Мирам не смеялась и не улыбалась. В реальности она махнула левому хору, и сестра Элизабет замолчала.

— Глория, — велела она правому хору.

Битва за врата началась. Она могла окончиться лишь поражением, и только чудо смогло бы этому помешать.

До рассвета оставался еще час, хотя небо уже начало светлеть.

Гэвин, граф Западной стены, дошел до Саутфорда. Он вел свой авангард всю ночь, он запретил им есть и спать и едва ли не подгонял некоторых пинками. И теперь, в первых бледных жалких лучах рассвета, его закаленное ополчение и его морейские горцы брели через брод, уже не чувствуя холода от усталости, и строились на другом берегу.

Они выстроились квадратом, и Тамсин начала накладывать заклинания для защиты от одайн. Но черви не двигались. Перепуганные морейцы наткнулись на кучку червей, но они были недвижны, как камни или сосновые шишки, на которые больше всего и походили в реальности.

Небо на востоке уже порозовело, когда к броду подошли рыцари графа Гарета. Отважный морейский капрал взял лопату из часовни у брода и сгреб несколько десятков червей, которые в изобилии валялись в ближайшей кленовой роще.

Его товарищи как раз развели костер и жарили на нем остатки колбасы. Капрал бросил в огонь полную лопату червей.

Они сгорели. Но тут все остальные черви начали просыпаться.

РЕКА АЛЬБИН — ГАРМОДИЙ