Я задумчиво осматриваюсь по сторонам. Хороший вопрос. Мы находимся в сельской местности, на вершине холма. Дорога вьется через виноградники, сбегает по пологому склону холма в лесистую долину и, пропадая из виду, вновь выныривает у другого холма, в миле-двух отсюда. Жарко. Воздух наполнен жужжанием и стрекотом, но ничего крупнее птицы не бороздит эти бескрайние просторы. Справа от нас между утесами сверкает голубое пятно воды — океан или море. Высоко в небе плывут перистые облака; солнце только что миновало зенит. Ни одного строения поблизости, да и вообще чего бы то ни было — только виноградники да каменистый проселок, на котором мы стоим. Но гораздо важнее другое — беспрестанный гомон инфосферы больше не слышен. Это потрясает, как внезапное исчезновение звука, привычного с младенчества: становится жутко, замирает сердце, мысли путаются. В общем, я не на шутку перепуган.
Хент, пошатнувшись, хлопает себя по ушам, будто пропавший шум был настоящим звуком, затем стучит по комлогу.
— Проклятие, — бормочет он. — Проклятие. Имплант что-то барахлит. Комлог отключился.
— Нет, — возражаю я. — По-моему, здесь просто нет инфосферы.
Но, не успев окончить фразу, я различаю тихое, басовитое жужжание — голос чего-то более крупного и труднодоступного, чем инфосфера. Мегасфера? «Музыка сфер», — думаю я и улыбаюсь.
— Что вас так рассмешило, Северн, черт бы вас побрал? Вы это нарочно подстроили?
— Нет. Код Дома Правительства я набрал верно. — Полное отсутствие паники — тоже своего рода паника.
— В чем же дело? Проклятые Папские Двери? Неужели они? Только что это — неисправность или розыгрыш?
— Ни то ни другое. Двери работают исправно, Хент. Они привели нас туда, куда нужно Техно-Центру.
— Техно-Центру? — Остатки румянца сходят с длинного лица, когда помощник секретаря Сената вспоминает, кто контролирует порталы. — Боже мой, Боже мой. — Хент неверными шагами доходит до обочины и падает в высокую траву. Его замшевый деловой костюм и мягкие черные туфли не вяжутся с окружающей нас идиллией.
— Где мы? — спрашивает он снова.
Я набираю в грудь воздуха. Он полон запахов — свежевспаханная земля, свежескошенная трава, дорожная пыль, острый привкус моря.
— Вероятнее всего, на Земле.
— На Земле? — Мой спутник глядит в пространство невидящими глазами. — Но это не Новая Земля. И не Терра. Не Земля-2. Не...
— Просто Земля, — говорю я. — Старая Земля. Или ее копия.
— Копия?
Я сажусь рядом с ним. Выдергиваю травинку, очищаю корень. Знакомый кисловатый вкус.
— Помните, как я рассказывал Гладстон об исповедях паломников? Историю Ламии Брон? Она и мой двойник-кибрид, первый воскрешенный Китс, посетили планету, которую сочли копией Старой Земли. В скоплении Геркулеса, если память мне не изменяет.
Хент задирает голову, словно хочет проверить мою догадку по рисунку созвездий. Голубизна вверху постепенно бледнеет, перистые облака расползаются по небосводу. «Скопление Геркулеса», — ошеломленно шепчет он.
— Ламия так и не выяснила, зачем Техно-Центр создал копию и для чего использует ее сейчас, — продолжаю я. — Первый кибрид Китса либо не знал этого, либо не сказал.
— Не сказал, — машинально повторяет Хент, качая головой. — Ладно, но как, черт возьми, мы выберемся отсюда? Я нужен Гладстон! Она не может сейчас одна... Десятки жизненно важных проблем нужно решить в ближайшие часы! — Он вскакивает и выбегает на середину дороги, исполненный решимости и энергии.
— Думаю, нам отсюда не выбраться, — замечаю я, пожевывая травинку.
Хент оборачивается. Лицо такое, будто он сию минуту набросится на меня с кулаками.
— Вы с ума сошли! Как это — не выбраться? Для чего Техно-Центру шутить такие шутки? — Внезапно он замолкает, глядя на меня сверху вниз. — Понимаю... Они не хотят, чтобы вы говорили с нею. Вы что-то узнали, и Техно-Центр не хочет, чтобы вы поделились с Гладстон этими новостями.
— Возможно.
— Выпустите меня! А он пусть остается! — вне себя выкрикивает Хент, обращаясь к небесам.
Ответа нет. Из виноградника вылетает большая черная птица. По-моему, ворона: как во сне, припоминаю название вымершего вида пернатых.
Вскоре Хенту надоедает взывать к небесам, и он принимается расхаживать взад-вперед.
— Послушайте, всякая дорога куда-нибудь ведет. Может, даже к терминексу, — наконец произносит он.
— Может быть, — соглашаюсь я и разламываю травинку, чтобы добраться до сладкой сердцевины. — В какую сторону пойдем?
Хент смотрит на дорогу, огибающую холмы, снова оборачивается ко мне.
— Мы прошли через портал лицом вон туда, — указывает он рукой в ту сторону, где дорога ныряет в чащу.
— И далеко идти? — интересуюсь я.
— Не все ли равно! — в сердцах бросает Хент. — Куда-нибудь да придем!
Еле сдерживая улыбку, я встаю и отряхиваю брюки. Лоб и щеки припекает солнце, и это так непривычно и странно после тьмы собора. Воздух такой теплый — одежда уже намокла от пота.
Хент торопливо сбегает с холма. Его лицо преобразилось: вместо привычной меланхоличной мины — решительный блеск в глазах и упрямо сжатые губы.
Медлительно, даже лениво переставляя ноги, пожевывая травинку и жмуря усталые глаза, следую за ним.