Падение Гипериона

— Мы еще увидимся, — сказал Консул. Они снова обнялись, быстро, чтобы скрыть блеснувшие в глазах слезы.

Мартин Силен проводил ее до Града Поэтов. Они прошли освещенную галерею и остановились у дверей ее комнаты.

— Ты действительно висел на дереве, или это было что-то вроде фантопликации, а сам ты спал во Дворце Шрайка? — спросила Ламия.

Поэт ткнул пальцем в то место на груди, откуда торчал стальной шип.

— Был я китайским мудрецом, воображавшим себя бабочкой, или бабочкой, воображавшей себя китайским мудрецом? Ты об этом, детка?

— Об этом.

— Да, — ответил Силен негромко. — Я был и тем, и другим. И оба были настоящие. И обоим было больно. И я буду вечно любить и лелеять тебя за то, что спасла мне жизнь. За то, что ходила по воздуху. Такой ты и останешься в моей памяти. — Он взял ее руку и нежно, почтительно, почти благоговейно, поцеловал. — Пойдешь к себе?

— Нет, хочу немного прогуляться по саду.

Поэт нахмурился:

— У нас здесь есть патрули — роботы и люди — и Грендель-Шрайк еще не выходил на «бис»... Но будь осторожна, ладно?

— Не забывай, — поддразнила его Ламия, — я гроза Гренделей. Хожу по воздуху и превращаю их в хрупких стеклянных чертиков.

— Угу, только из сада не выходи. Ладно, детка?

— Ладно, — сказала Ламия и коснулась своего живота. — Мы будем начеку.

Он ждал в саду, в уголке, куда не проникал свет.

— Джонни! — вырвалось у Ламии, и она бросилась вперед по дорожке.

— Нет. — Он покачал головой и поспешно сдернул шапку.

Те же рыжевато-каштановые волосы и светло-карие глаза, та же улыбка. Только одет как-то странно: куртка из толстой кожи, подпоясанная широким ремнем, тяжелые башмаки, в руке трость.

Ламия застыла в нерешительности.

— Конечно, — прошептала она и хотела дотронуться до него, но под рукой оказался воздух, хотя характерного для голограмм мерцания не было.

— Тут сохранились довольно плотные поля метасферы, — пояснил он.

— Угу, — согласилась она, совершенно не понимая, о чем он. — Вы другой Китс. Близнец Джонни.

Юноша улыбнулся и протянул руку к ее выпуклому животу.

— То есть что-то вроде дяди?

Ламия молча кивнула.

— Это ведь вы спасли ребенка... Рахиль?

— Вы видели меня?

— Нет. — У Ламии вдруг перехватило дыхание. — Но я чувствовала ваше присутствие. — Она помолчала. — Уммон говорил о Сопереживании, ипостаси людского Высшего Разума. Это ведь не вы?

Он покачал головой, и его кудри сверкнули в тусклом свете фонарей.

— Нет, я всего лишь Тот, Кто Приходит Раньше. Предтеча. И чудес особых не совершал — разве что ребенка подержал, пока его у меня не забрали.

— Так вы не помогали мне... драться со Шрайком? Ходить по воздуху?

Джон Китс засмеялся.

— Нет. Так же, как и Монета. Все это, Ламия, сделали вы сами.

Она замотала головой.

— Быть не может.

— Почему же? — Он опять улыбнулся и снова протянул руку, словно хотел коснуться ее живота, и Ламии показалось, что она ощущает давление его ладони.

— О строгая невеста тишины, дитя в безвестье канувших времен... — прошептал он. — Матери Той, Кто Учит, несомненно, положены кое-какие поблажки![19]

— Матери Той... — Ламию внезапно замутило. Слава Богу, рядом оказалась скамейка. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой неуклюжей, но седьмой месяц — есть седьмой месяц, и сесть ей удалось с немалым трудом. Аналогия с дирижаблем, причаливающим к башне, напрашивалась сама собой.

— Той, Кто Учит, — повторил Китс. — Даже предположить не могу, чему Она будет учить, но это изменит всю вселенную и положит начало тому, что не утратит важности и через десять тысячелетий после нас.

— Мой ребенок? — вымолвила она, чувствуя, что ей не хватает воздуха. — Наш с Джонни ребенок?

Двойник Китса потер щеку.

— Слияние человеческого духа и логики ИскИнов, которое безуспешно искали Уммон с Техно-Центром, — сказал он и отступил на шаг. — Хорошо бы оказаться здесь, когда Она будет учить тому, чему должна научить. Увидеть все собственными глазами.

Голова Ламии шла кругом, но что-то в его тоне насторожило ее:

— В чем дело? Ты разве уйдешь? Куда?

Китс вздохнул:

— Техно-Центр исчез. Здешние инфосферы слишком малы, чтобы вместить меня... даже частично. Остаются ИскИны кораблей ВКС, но, боюсь, это не для меня. Не терплю приказов.

— А больше негде?

— Метасфера, — с таинственным видом ответил он и оглянулся. — Но там львы, и тигры, и медведи. А я еще не готов.

Ламия пропустила эту тираду мимо ушей.

— Есть идея, — заявила она. И тут же изложила ее.

Двойник ее возлюбленного обнял ее своими бесплотными руками и сказал:

— Вы чудо, мадам. — И вновь отступил в сумрак.

Ламия покачала головой.

— Всего лишь беременная женщина. — Она положила руку на живот и пробормотала: — Та, Кто Учит, надо же. — Затем обратилась к Китсу: — Раз уж ты у нас архангел, посоветуй, как ее назвать?

Ответа не последовало, и Ламия огляделась по сторонам.

В саду никого не было.

Ламия пришла в космопорт на рассвете. Проводы получились не слишком веселые. Мартин, Консул и Тео страдали от головной боли, поскольку пилюли от похмелья исчезли вместе с Сетью. Одна Ламия была в чудесном расположении духа.

— Чертов бортовой компьютер все утро чудит, — проворчал Консул.