Падение Гипериона

— Ранен! — вскрикивает Мартин Силен, возвращаясь большими шагами к кучке своих спутников. — Херня. Наш друг падре мертв, как Гленнон-Хайтов кобель. — Он тычет пальцем в завернутое в плащ тело; все индикаторы светятся красным.

Ламия Брон, наклонившись, касается щеки Хойта. Холодная. Биомонитор его комлога и медпак пронзительно пищат, предупреждая о гибели мозговых клеток. Осмотическая маска продолжает снабжать Хойта чистым кислородом, а стимуляторы медпака заставляют работать легкие и сердце, но писк переходит в визг, а затем в монотонный, душераздирающий вопль.

— Он потерял слишком много крови. — Сол Вайнтрауб касается лица мертвого священника и, закрыв глаза, склоняет голову.

— Бесподобно! — смеется Силен. — Усраться можно! Если верить его собственному рассказу, Хойт сначала разложится, а потом сложится, благодаря этой мудацкой погремушке — нет, целым двум! Выходит, у этого парня двойная страховка, и он восстанет из мертвых в виде дебильного варианта тени папаши Гамлета. Чудненько! И что же нам тогда делать?

— Заткнись, — устало роняет Ламия, заворачивая тело Хойта в брезент.

— Сама заткнись! — вопит Силен. — Здесь и так рыщет одно чудовище. Старина Грендель где-то точит свои когти к следующей трапезе, а вы хотите, чтобы к нашей веселой компании присоединился зомби Хойта? Помните, что он говорил о бикура? Крестоформы воскрешали их раз за разом, век за веком, и беседовать с ними было все равно что с амбулаторной губкой. Вы действительно хотите путешествовать вместе с трупом Хойта?

— С двумя, — негромко уточняет Консул.

— Что? — Мартин Силен резко поворачивается и, потеряв равновесие, бухается на колени рядом с мертвым телом, чуть не свалив старого ученого. — Что вы сказали?

— У него два, — поясняет Консул. — Его собственный и отца Поля Дюре. Если история про бикура не выдумана, значит оба они будут воскрешены...

— О Господи! — сипло восклицает Силен и оседает на песок.

Ламия уже завернула тело священника в брезент и смотрит на Консула.

— Я помню рассказ отца Дюре об Альфе. Но все равно не понимаю, как это возможно — обойти закон сохранения массы.

— Значит, нас ждет встреча с двумя карликовыми зомби, — бормочет Мартин Силен, еще плотнее кутается в свою шубу и ударяет кулаком по песку.

— Сколько мы могли бы узнать, если бы прибыл корабль, — с сожалением произносит Консул. — Автодиагностика... — Вдруг он замолкает и оглядывается вокруг. — Послушайте-ка! Песка в воздухе почти нет. Может, буря стиха...

Вспыхивает исполинская молния, и начинается дождь. Ледяные дробинки жгут и язвят лица людей еще беспощаднее, чем песок.

Мартин Силен разражается истерическим смехом.

— Вот треклятая пустыня! — кричит он в небо. — Суждено нам всем утопнуть!

— Надо выбираться, — решительно произносит Сол Вайнтрауб. Между пуговицами его плаща виднеется лицо ребенка. Рахиль заходится от крика, крошечное личико побагровело и кривится от натуги.

— Башня Хроноса? — предлагает Ламия. — Часа два...

— Слишком далеко, — хмурится Консул. — Давайте расположимся в какой-нибудь Гробнице.

Силен снова хихикает и начинает декламировать:

Какие боги ждут кровавой мзды?
К какому алтарю ведут телицу,
Которая торжественной узды
И ласковой руки жреца дичится?

— Это, по-видимому, означает «да»? — спрашивает Ламия у поэта.

— Это означает «почему бы и нет, твою мать», — хихикает Силен. — Зачем играть в прятки с нашей музой? Давайте от нечего делать понаблюдаем, как будет разлагаться наш друг! Что там Дюре написал, сколько потребовалось погибшему бикура, чтобы вновь вернуться в стадо после того, как смерть отвлекла его от травощипания?

— Три дня, — спокойно отвечает Консул.

Мартин Силен хлопает себя по лбу.

— Конечно! Как мог я забыть? И все чудесно сходится, прямо Новый Завет. А тем временем наш волк Шрайк успеет утащить еще нескольких овечек. Как полагаете, падре не обидится, если я позаимствую один из его крестиков, так, на всякий случай? У него один лишний...

— Пойдемте, — встряхивает головой Консул. Дождь широким ручьем льется с его треуголки. — До утра пересидим в Сфинксе. Я понесу снаряжение Кассада и куб Мебиуса. А вы, Ламия, — вещи Хойта и рюкзак Сола. Сол, ваше дело — держать ребенка в тепле.

— А падре? — спрашивает поэт, тыча пальцем в тело священника.

— Отца Хойта понесете вы. — Ламия поворачивается к поэту.

Мартин Силен открывает было рот, но заметив в ее руке пистолет, пожимает плечами и нагибается, чтобы взвалить мертвеца на плечи.

— А кто, интересно, потащит Кассада, когда мы его найдем? — едко вопрошает поэт. — Конечно, он может оказаться расфасованным на столько кусков, что всем хватит...

— Пожалуйста, заткнитесь, — устало обрывает его Брон. — Если придется вас пристрелить, у нас будет лишний груз. Шагайте себе.

Консул идет впереди, Вайнтрауб с новорожденной под плащом почти наступает ему на пятки, Мартин Силен бредет за ними, отставая на несколько метров, Ламия Брон замыкает шествие — паломники снова спускаются в долину Гробниц.

Глава девятая