Падение Гипериона

— Ли, я хочу, чтобы вы, Тарра и Бринденат не позднее, чем через сорок пять минут, подготовили мне черновики обеих речей — общее обращение и объявление войны. Кратко, без двусмысленностей. Загляните в досье Черчилля и Струдинского. Реалистично, но с энтузиазмом, оптимистично, но с оттенком суровой решимости. Ники, я хочу, чтобы меня информировали о каждом шаге военного командования. Кроме того, мне нужна личная оперативная карта — через имплант. Гриф «Только для секретаря Сената». Барбара, ты будешь моим дипломатом с недипломатическими методами работы в Сенате. Иди туда, играй на всех струнах, дергай за все нитки: шантажируй, льсти и вообще заставь их осознать, что отправиться воевать с Бродягами для них безопаснее, чем пытаться противоречить при трех-четырех голосованиях. Вопросы? — Подождав три секунды, Гладстон хлопнула в ладоши. — Ну что ж, тогда приступим, друзья!

Ожидая следующую волну сенаторов, министров и помощников, Гладстон повернулась лицом к голой стене и погрозила пальцем потолку.

Затем она быстро обернулась назад — как раз в тот момент, когда в дверях появилась очередная депутация.

Глава двадцать пятая

Когда послышались выстрелы, Сол, Консул, отец Дюре и лежавший без чувств Хет Мастин находились в первой Пещерной Гробнице. Консул осторожно выглянул наружу, ожидая яростного удара темпоральных волн. Час назад разыгрался настоящий шторм, заставивший их отступить в глубь долины.

— Все в порядке! — крикнул он оставшимся внутри. В тусклом круге света от фонаря Сола виднелись стены пещеры, три бледных лица и обмякшее тело тамплиера. — Прилив, кажется, слабеет.

Сол встал. Чуть ниже его подбородка белел крохотный овал — личико Рахили.

— Вы уверены, что стреляли из пистолета Ламии?

Консул указал на темный проем входа.

— Пулевое оружие есть только у нее. Пойду-ка взгляну, что там.

— Подождите, — сказал Сол. — Я с вами.

Отец Дюре остался стоять на коленях рядом с Хетом Мастином.

— Идите. Я побуду около него.

— Кто-нибудь из нас вернется минут через десять, — пообещал ему Консул.

Бледное сияние Гробниц Времени освещало долину. Дул сильный южный ветер, но воздушные потоки к ночи поднимались выше и проходили над скальными стенами долины, не тревожа дюн. Сол осторожно спустился вслед за Консулом по неровной тропе на дно долины и повернул к ее воротам. О жуткой темпоральной свистопляске, безумствовавшей здесь лишь час назад, напоминали лишь слабые наплывы непонятных видений, но то были последние отголоски странной бури.

На дне долины тропа стала шире. Сол и Консул миновали пепелище вокруг Хрустального Монолита. Его высокие стены струили молочное сияние, отражавшееся в бесчисленных осколках на тропе и в русле пересохшего ручья. Затем паломники преодолели небольшой подъем, оставив в стороне Нефритовую Гробницу с ее бледно-зеленой иллюминацией, еще раз повернули и двинулись на еле слышные сигналы комлога — к Сфинксу.

— Боже мой, — вдруг пробормотал Сол и ринулся вперед, придерживая люльку, чтобы не растрясти ребенка. Взбежав по ступеням, он опустился на колени рядом с темной фигурой, распростертой на плитах.

— Ламия? — спросил Консул, остановившийся в двух шагах от Вайнтрауба. Он никак не мог отдышаться после быстрого подъема.

— Да, — ответил Сол и приподнял ее голову, но тут же отдернул руку, коснувшись чего-то скользкого и холодного.

— Мертва?

Сол, прижимая дочку к груди, нащупал пульс на горле женщины.

— Нет. — Он шумно перевел дух. — Жива... но без сознания. Дайте мне фонарь.

Он провел лучом по серебристому шнуру (точнее «щупальцу», ибо штуковина была какой-то мясистой, что наталкивало на мысль о ее органическом происхождении), который выходил из гнезда нейрошунта за ухом Ламии, тянулся через широкое крыльцо Сфинкса и нырял внутрь, в открытый проем. Сам Сфинкс светился ярче остальных Гробниц, но за его порогом стояла кромешная тьма.

Консул подошел ближе.

— Что это? — Он протянул было руку: потрогать серебристый кабель, но тут же, как Сол, отдернул ее. — Господи, теплый!

— Как будто он живой, — растерянно согласился Сол и принялся растирать Ламии руки, потом легонько похлопал по щекам, пытаясь привести ее в чувство. Женщина не шевелилась. Тогда ученый провел лучом фонаря вдоль кабеля — до места, где он исчезал из виду во внутренних помещениях гробницы. — Не похоже, что Ламия сама воткнула себе в голову эту штуку!

— Шрайк, — пробормотал Консул. Он наклонился ближе, чтобы взглянуть на биомонитор наручного комлога Ламии. — Все в норме, кроме биотоков мозга.

— А что с ними?

— Смерть мозга. Высшая нервная деятельность на нуле.

Сол, вздохнув, присел на корточки.

— Надо узнать, куда ведет кабель.

— А если просто выдернуть его из гнезда?

— Как? — Осветив затылок Ламии, Сол раздвинул слипшиеся пряди волос. Нейрошунт, обычный диск из пластиплоти нескольких миллиметров в диаметре, с десятимикронным гнездом, казалось, расплавился. На коже бугрился красный волдырь, в котором тонул миниатюрный штепсель на конце кабеля.