Падение Гипериона

А позади Шрайка, преграждая путь к долине, выстроились легионы Шрайков. Плечом к плечу, ряд за рядом. Острые, как бритвы, клинки сверкали в лучах заката.

"Своего" Шрайка – ШРАЙКА – Кассад узнал лишь по пятнам крови на шипах и панцире. В глазах монстра пульсировал багровый огонь.

– Это ты, не так ли? – раздался позади Кассада негромкий голос.

От резкого поворота он почувствовал головокружение. Монета! Она застыла в нескольких шагах от него. Те же коротко подстриженные волосы и глубокие зеленые глаза с коричневыми искорками, та же тонкая, почти прозрачная кожа. Кассаду захотелось коснуться ее щеки, провести пальцем по знакомому изгибу нежных губ, но руки словно налились свинцом.

– Это ты, – повторила Монета, но уже с утвердительной интонацией. – Тот самый воин, чье появление я предсказывала.

– Ты не узнаешь меня, Монета? – В нескольких местах тело Кассада разрублено почти до кости, но что боль от ран в сравнении с болью души в этот миг!

Покачав головой, она знакомым движением откинула волосы со лба и переспросила:

– Монета? Красивое имя. Оно означает и "Дочь Памяти", и "напоминающая".

– Разве оно не твое?

Монета улыбнулась, и Кассаду вспомнилась ее улыбка на лесной поляне, где они впервые встретились.

– Нет, – негромко ответила она. – Пока еще нет. Я только что прибыла сюда. Мое странствие и служение еще не начались. – И она назвала Кассаду свое имя.

Кассад заморгал и недоверчиво коснулся прохладной щеки.

– Я люблю тебя, – наконец сказал он. – Мы встречались на полях сражений, затерянных в памяти. Ты всюду была со мной. – Он оглянулся. – Это конец моего пути?

– Да.

Кассад обвел взглядом армию Шрайков, перегородившую долину.

– Значит, война? Несколько тысяч против нескольких тысяч?

– Война, – подтвердила Монета. – Несколько тысяч против нескольких тысяч на десяти миллионах миров.

Кассад опустил веки и кивнул. Скафандр не переставал обрабатывать раны и вводить ультраморфин, но боль и слабость нарастали.

– Десять миллионов миров, – он снова открыл глаза. – Значит, последняя битва?

– Да.

– И победитель получит власть над Гробницами?

Монета бросила взгляд на долину.

– От победителя зависит, отправится ли первый, уже погребенный там Шрайк прокладывать путь другим… – Она указала на армию Шрайков. – Или же человечество будет само распоряжаться своим прошлым и будущим.

– Ничего не понимаю, – глухо сказал Кассад, – впрочем, солдаты вообще мало что смыслят в политике. – Наклонившись, он поцеловал удивленную Монету, снял с ее шеи красный шарф и аккуратно привязал этот клочок ткани к стволу своей десантной винтовки. Индикаторы показывали, что заряды и патроны еще не кончились. – Я люблю тебя.

Федман Кассад вышел вперед и, протянув руки к людям, молча стоявшим на склоне, крикнул в полный голос:

– За свободу!

– За свободу! – грянули в ответ три тысячи голосов, и по долине прокатилось эхо.

Высоко держа винтовку с развевающимся на ветру алым лоскутом, Кассад повернулся к Шрайку. Тот двинулся ему навстречу, раскинув руки и вытянув пальцелезвия.

И Кассад с боевым кличем бросился на Шрайка. Монета не отставала от него ни на шаг. За ними шли тысячи.

Когда все кончилось, Монета с горсткой уцелевших Избранных Воинов отыскала Кассада на кровавом жнивье. Они осторожно извлекли его из смертельных объятий искореженного Шрайка, омыли и обрядили истерзанное тело и понесли сквозь расступающуюся толпу к Хрустальному Монолиту.

Там тело полковника опустили на возвышение из белого мрамора, сложив оружие в ногах. Перед Гробницей запылал огромный костер, и во все уголки долины двинулись мужчины и женщины с факелами в руках. Все новые и новые люди спускались с лазурного неба – на хрупких с виду летательных аппаратах, напоминавших мыльные пузыри, на энергетических крыльях, просто на зеленых и золотых светящихся кольцах.

Позже, когда над озаренной пламенем костров долиной засверкали холодные звезды, Монета простилась со всеми и вошла в Сфинкс. Люди запели. На поле битвы среди изорванных знамен и изрубленных панцирей, обломков клинков и оплавленных кусков металла шныряли мелкие грызуны.

К полуночи пение прекратилось. Толпы провожающих, затаив дыхание, отпрянули назад. Гробницы Времени засветились. Яростный антиэнтропийный прилив отбросил людей к воротам долины, к сияющему в ночи городу.

А огромные Гробницы вкруг задрожали, свежая позолота потемнела, стала бронзовой. И они начали, свой долгий путь в прошлое.

Преодолевая бешеный напор ветра, Ламия Брон миновала светящийся Обелиск. Песок обжигал кожу и резал глаза. На вершинах скал плясали трескучие статические разряды, сливавшиеся с призрачным свечением Гробниц. Закрыв руками лицо, Ламия медленно брела вперед, время от времени выглядывая в щелочку между пальцами.

Поравнявшись с Хрустальным Монолитом, Ламия остановилась. Сквозь разбитые панели струился золотистый свет, выхватывая из темноты беснующиеся дюны на дне долины. В гробнице кто-то был.