Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2

А картину я много раз видел. Она висит в спальне, над постелью. Чуть склонив головку, девушка смотрит на те мерзости, что мне приходится проделывать по желанию Теодоро-Мигеля, и будто хочет приоткрыть нежные темные губки и спросить робко: «Зачем? Зачем столько плохого на свете?..»

Николаос закрыл лицо ладонями. Что я могла сказать, чем утешить его?

– У вас есть Чоки, – решилась я наконец. – Вы хороший, честный и добрый человек. Все должно, должно уладиться, все это должно кончиться.

– Простите меня, – он поднял голову. – Я измучил вас своим рассказом. Но я уже не мог остановиться. Я поступил, как жестокий эгоист…

– Главное, чтобы вам стало легче!

– Да, мне легче.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи.

Глава сто двадцать пятая

Я твердо решила не думать о том, что мне рассказал Николаос. Если думать о таких вещах, можно сойти с ума. Лучше просто вытеснять их из своего сознания, из памяти, из души.

Утром карета Николаоса отвезла меня к Эмилии. Это оказалась очень приятная, кокетливая женщина. Свое ремесло она унаследовала от свекра. Она занялась моими зубами и сказала, осмотрев мой рот, что за неделю приведет его в порядок. Затем я отправилась к Гертрудис. И вернулась от нее с прекрасно выкрашенными в теплый золотистый цвет волосами, нагруженная всевозможными косметическими снадобьями.

Вернувшись, я снова не застала дома Николаоса. Я невольно подумала, где он может быть, и содрогнулась. Но усилием воли заставила себя не думать об этом.

Я посидела у Чоки, поговорила с ним. Он уверял, что я сделалась еще красивее, чем прежде. Я остро чувствовала, что происходящие со мной превращения, ободряют его, внушают, пробуждают в его душе, во всем его существе жажду жить, выжить.

Обедала я снова одна, ужинала с Николаосом. Вечером мы беседовали в гостиной.

– Со мной происходит что-то странное, – призналась я. – Еще ночью я твердо решила, что сегодня поеду во дворец Монтойя, чтобы узнать о судьбе своих детей и близких. Но не поехала. Вместо этого занимаюсь своей внешностью. Знаю, что не поеду и завтра. Я придумала новый повод для того, чтобы не ехать. Я собираюсь подождать, пока будут готовы мои искусственные зубы. Они будут из белого фарфора… Но почему это все? Неужели я не хочу увидеть детей, узнать о них? Ведь я люблю их. Я глубоко уверена в том, что они живы…

– Наверное, именно поэтому, – сказал Николаос, – вы можете не тревожиться за них; вы знаете, что они не нуждаются в вашей помощи. Если бы вы чувствовали, что они в опасности, вы бы тотчас кинулись разыскивать их. А так вы просто боитесь встречи с ними. Вас пугает то, что они, взрослые, могут не признать, не понять вас. Но ведь эта встреча неизбежна. И я верю, они поймут и снова полюбят вас.

– Когда они были маленькими, они любили меня, мне так казалось, – задумчиво произнесла я.

– Так оно и было, и снова будет, – с мягкой уверенностью произнес мой собеседник, – Но ведь у меня для вас кое-какие новости, хотя и грустные. Нет, нет, это не касается ваших детей. Вы спрашивали меня о судьбе ваших друзей и английских слуг. Вот что я узнал. Санчо Пико уехал в Америку. Служанка Нэн Бриттен была освобождена. Возможно, она в Мадриде. Но ее муж Джон Биг и ваш друг, итальянский ученый Этторе Биокка, умерли в тюрьме.

– Их замучили, – вырвалось у меня вместе с тихим стоном.

– Вот то, что я узнал, – спокойно повторил молодой человек.

– Я благодарю вас, – произнеся это, я вдруг с ужасом осознала, каким образом ему удалось узнать все это. Его ладонь лежала на колене. Я потянулась вперед, взяла его за руку и поднесла его ладонь к губам.

– Не нужно, не нужно, – он быстро отнял руку. Потом мы пошли в комнату Чоки. Потом еще немного поговорили.

Прошла неделя. Дни были такими спокойными, теплыми. Мне было хорошо. Я продолжала спрашивать себя, почему готова всячески оттягивать посещение дворца Монтойя. Нет, причина не только в том, что меня пугает встреча с выросшими детьми. Нет. Хотя, конечно, и это тоже. Но сейчас я живу так спокойно. А я чувствую, что после визита во дворец Монтойя это спокойствие нарушится бесповоротно. А мне хочется покоя? Я и сама не знала.

Меня радовало то, что здоровье Чоки действительно улучшалось. В его комнате уже почти не ощущался этот страшный запах больного тела.

Я снова побывала у Эмилии. Теперь место темных впадин у меня во рту заняли чудесные фарфоровые зубы.

Глава сто двадцать шестая

В ночь перед поездкой во дворец Монтойя я плохо спала. Что я там скажу? Николаос предложил самое простое и правдивое: я должна сказать, что меня освободили из тюрьмы и теперь я живу у своих друзей. Да, конечно, это было самое правильное. Но что еще пугает меня? Тайны Николаоса? Но это его тайны, я никогда не выдам их. Тогда что же?

Николаос предложил мне остаться в их доме, по крайней мере, пока не выздоровеет Чоки. Я, конечно, искренне согласилась. Но у меня вовсе не было уверенности, что мне предложат остаться во дворце Монтойя.

И еще. Мне не хотелось, чтобы мои дети хоть как-то соприкоснулись с миром Николаоса и Чоки. Но почему?