Падение Иерусалима

Та шмыгнула носом, но не смолчала:

— Как человек может такое выдержать? — вымолвила она, тряся головой. — Я слышала ва-хьяятак… ва-хьяятак — прошу вас, прошу вас…

Инспектор уголовного розыска обернулся к сержанту:

— Время казенное только тратим. Может, другого кого поискать?

— Другие скажут, что и криков-то не слышали. Оглохли, мол, на время.

— Ясно. Как всегда, — со вздохом согласился инспектор, которому смерть как неохота было продолжать допрос: он терпеть не мог всех этих североафриканцев, корсиканцев, выходцев с Ближнего Востока, — словом, всех кто родом из мест южнее Марселя. Это из-за них, считал он, в Париже существует преступность. Работник он был добросовестный, но его тянуло к спокойной жизни, серьезность сержанта казалась ему помехой.

— Сдается мне, это обычное выяснение отношений, у арабов это принято, — сказал он, поглядывая на старика и старуху, заерзавших под его недовольным взглядом.

— Да нет, подумайте только, как его терзали! — возразил сержант. — Стало быть, он их сам разозлил. Кофе, может, не предложил — вот они и озверели…

Шутка вышла мрачная. Инспектор снова поморщился, уставившись на стариков. Это разве люди? Звери настоящие — что они друг с другом выделывают, а?

— У нас документы в порядке, — заспешил старик. — Мы имеем все права. Двадцать два года тут живем. И ни разу никаких неприятностей с полицией.

— Ладно, ладно…

— Нас не будут в это дело вмешивать?

— Не беспокойся, дед, не будут.

— Ты слышала, что сказал этот господин? Ступай, проводи их.

— Мы считаем, что данным убийством должно заняться ваше управление, — начальник уголовного розыска, сидя в кабинете у Альфреда Баума, тщательно подбирал слова. — Убитый — подданный Ирака, паспорт выдан в Багдаде. В иммиграционной карте указал ложный адрес.

Папку, в которой лежали три листка бумаги с весьма скупыми данными и с полдюжины сделанных на месте происшествия фотографий, следовало тут же вручить Бауму, но полицейский с этим не спешил, побаиваясь решительного отказа. Вместо этого он извлек из кармана пачку «голуаз маис» и, не предложив хозяину кабинета, закурил сам — не такой он был человек, чтобы соблюдать все эти никчемные условности, даже если ему что-то нужно было от собеседника, — и, подобно огнедышащему дракону, выпустил из ноздрей плотное облако дыма:

— История малоприятная. То есть даже весьма неприятная. Какой-то араб или похожий на араба, тридцати шести лет, если верить сомнительному паспорту. Может, правда, а может все вранье. Он, видно, снял комнату в одном из этих старых зданий на площади Жанти, которые скоро начнут сносить, — собираются проложить удобную дорогу к Лионскому вокзалу. Там всякая шушера обитает — из Северной Африки, из Ирака, палестинцы, ну, сами знаете. Живут нелегально, так что рта никто не раскроет, чтобы помочь следствию. Во всяком случае, из дома № 18, где его убили, жильцов будто водой смыло — исчезли. Так что мои люди и узнать-то ничего не смогли толком, одну пожилую парочку нашли, допросили.

— Есть хоть ниточка?

— Ничегошеньки, — тут все подробно изложено, вся беседа, — он кивком указал на папку.

— Ну и чего тут особенного написано?

— Особенное — в показаниях патологоанатома. Ужас какой-то, прямо в голове не укладывается.

Гость Баума своими глазами трупа не видел, зато те, кому предстало жуткое зрелище, вернулись в полицию как-то не в себе, бледные, а одного вырвало прямо в машине.

— Что уж такого они увидели? Народ бывалый…

— Его сначала кастрировали…

— К сожалению, в этаких компаниях такое не редкость…

— …а орудие на месте оставили — пила для хлеба, вся зазубренная…

— Приходилось и о таком слышать.

— …глаза выколоты…

Альфред Баум покачал головой, будто сожалея, что нет предела человеческой злобе. Он заерзал в кресле, рассчитывая, что посетитель не станет углубляться в подробности. Однако тот, намереваясь избавиться от этого дела, как раз придавал подробностям большое значение. Может быть, говорить о них доставляло ему даже некоторое удовольствие — вроде очищения после того, как он столкнулся с таким чудовищным злодеянием.

— …Его половые органы, представьте, были втиснуты в глазницы, а в горло — как только они ухитрились? — засунут паспорт. Странная какая-то идея. Потом они руки и ноги ему скрутили и так бросили — еще живого. И никто не посмел после их ухода заглянуть в комнату — эти нелегалы без документов запуганы до смерти, ребята из разных банд их прямо-таки терроризируют. Между прочим, убийцы даже и не прятались, он на весь дом вопил, а им хоть бы что.

— Специально, чтобы соседи не возникали.

— Это так, не сомневаюсь. Они еще кое-что с ним проделали, вот взгляните-ка… Нашим судмедэкспертам на этот раз понадобилось все их хладнокровие… — Он, наконец, протянул через стол папку и затянулся сигаретой. — Странно все же насчет паспорта.

Альфред Баум осторожно, будто боясь испачкаться, кончиками пальцев раскрыл папку. Делая вид, будто напряженно вчитывается в строки отчета, — так напряженно, что даже брови в ниточку сошлись, он на самом деле обдумывал дальнейший ход действий.