Падение Иерусалима

Существование комитета само по себе порождало нелепости, становившиеся всё многочисленнее по мере того, как Мириам подрастала, делаясь всё милее и пленительнее. Прежде чем приблизиться к ней, каждый член комитета обязан был вымыться с ног до головы и облачиться во всё чистое, «дабы не заразить её какой-нибудь болезнью, не замарать и не внести в дом дурной запах». Поднялся целый переполох, когда выяснилось, что некоторые члены комитета, пытаясь завоевать благосклонность девочки, тайком дарили ей игрушки, иногда очень красивые, которые делали сами из дерева, ракушек и даже камня. Кое-кто пичкал её лакомствами, очень ею любимыми, — когда, объевшись их, Мириам заболела, последовало неминуемое разоблачение. Взбешённая Нехушта, не стесняясь в выражениях, заклеймила этот заговор и под крики: «Позор им!» — назвала тайных дарителей по имени. Их немедленно отрешили от должности и приняли решение, что отныне подарки будут преподноситься всем комитетом, а не отдельными его членами, и что вручать их от его имени должен её дядя Итиэль.

Семи лет от роду — к этому времени она стала кумиром всех братьев-ессеев — Мириам заболела особой разновидностью лихорадки, часто поражающей детей поблизости от Иерихона и Мёртвого моря. Среди братьев было несколько искусных, прославленных лекарей, они выхаживали её день и ночь. Но лихорадка всё не проходила, и в конце концов они объявили в слезах, что опасаются за её жизнь. Все ессеи были в величайшей тревоге. Три дня и три ночи неустанно молились они Господу о её спасении, — и всё это время многие соблюдали строжайший пост, позволяя себе только утолять жажду. В ожидании новостей они сидели возле её дома и молились. Если новости были неутешительные, они били себя в грудь, если утешительные, возносили Небесам благодарность. Ни за одним больным монархом не ухаживали с большей заботой и преданностью, чем за этой сиротой, и никогда ничьё выздоровление — ибо в конце концов она выздоровела — не принималось с большей благодарностью и радостью.

Такова была правда. Эти простые, чистосердечные люди, строго придерживаясь своего учения, добровольно лишили себя всех привязанностей. Но краеугольным камнем их религии была Любовь; человек не может обходиться без неё, и они все любили свою подопечную, и так как в общине не было ни одной её сверстницы, она безраздельно царствовала в их сердцах. Она была единственной отрадой в их трудной, аскетической жизни, воплощала в себе всю сладость и молодость этого самообновляющегося Мира, столь бесцветного для них и безрадостного. Ко всему ещё она была обаятельной девочкой, неизменно пленявшей все сердца, где бы ни находилась.

А годы всё шли и шли, и наступило время, назначенное советом для начала её обучения. Среди кураторов шли продолжительные споры. В конце концов для её обучения были выделены три самых образованных члена общины. Мириам оказалась весьма способной ученицей, у неё была превосходная память и природная любознательность; в особенности её привлекали языки и история, а также всё то, что касается Природы. Одним из её учителей был египтянин, из фиванских жрецов; по пути в Иудею около Иерихона он тяжко занедужил и был исцелён ессеями, которые обратили его в свою веру. От него Мириам узнала многое об их древней цивилизации и даже о сокровенных тайнах египетской религии и об её высоких истолкованиях, в которые были посвящены лишь жрецы.

Вторым — звали его Феофил — был грек, бывавший в Риме, он обучил её языкам и литературе этих двух стран. Третий её наставник всю жизнь посвятил изучению зверей, птиц и насекомых, явлений Природы, звёзд и их круговращения; вместе с Мириам он ежедневно ходил на прогулки, подкрепляя свои уроки постоянными наблюдениями.

Когда она подросла, у неё появился ещё четвёртый наставник: художник и ваятель. Он учил Мириам лепить животных и даже людей из иерихонской глины, ваять их из мрамора и пользоваться красками. Этот всесторонне одарённый человек умел также петь и играть на музыкальных инструментах; в часы досуга он обучал Мириам и музыке. Таким образом, она выросла широко образованной девушкой, знакомой со многим, о чём её сверстницы в те времена даже не слыхали. Сделала она кое-какие успехи и в изучении христианской религии, хотя ессеи ограничивались здесь лишь тем, что совпадало с их собственным вероучением. Кое-что объяснила ей Нехушта; несколько раз в эти края забредали путешественники или проповедники-христиане; они обращались к ессеям и другим евреям, там жившим, со своими проповедями. А когда узнавали, кто она такая, то ревностно старались разъяснить ей основы христианства. Был среди них и старик, слушавший проповеди самого Иисуса Христа и присутствовавший при Его распятии; девушка с величайшим вниманием выслушала его рассказы и запомнила их на всю жизнь.